Реставратор с убитым видом смотрел в опустевший бокал, потом, пошатываясь, направился к тележке с напитками. Боттандо вздохнул с облегчением; ему было жаль беднягу, но сейчас его заботили более важные проблемы.
Томмазо куда-то пропал; обойдя зал, Боттандо нигде не нашел его. В углу он увидел Спелло; его опущенные плечи свидетельствовали о том, что он тоже сильно разочарован и, может быть, даже зол. Генерал прошел мимо, не чувствуя в себе сил выдержать еще один всплеск негодования, пусть даже и справедливого. В другом углу он с удивлением заметил мирно беседующих Эдварда Бирнеса и Аргайла, но вспомнил, что Флавия упоминала о каком-то гранте в качестве компенсации. Вот так всегда: немного денег, и страсти утихли. Чувствовалось, что парочка довольна жизнью, однако Боттандо не желал говорить ни с кем, хотя бы отдаленно связанным с Рафаэлем. Минут десять он беседовал с каким-то критиком и любителем живописи, все время глядя по сторонам в поисках Томмазо.
Наконец в проеме двери он увидел картину: Томмазо сердечно пожимает руку американскому бизнесмену, очевидно, прощаясь с ним. Любезное расшаркивание директора свидетельствовало о том, что он получил свой чек. Наблюдая за ним, генерал ждал, когда тот останется один. Пережить еще один взрыв на публике он не хотел.
Пока Боттандо стоял в нерешительности, момент был упущен. В дверях появился Ферраро и с очень серьезным видом начал что-то говорить директору. Даже на расстоянии Боттандо видел, как от лица Томмазо отхлынула кровь. Он не то чтобы позеленел, но побледнел очень сильно. Ферраро лучше владел собой, однако тоже выглядел неважно. Боттандо даже не пришлось идти к ним, чтобы узнать, в чем дело. Томмазо сам быстро подошел к нему; несмотря на волнение, в каждом его движении сквозило присущее ему изящество. Или он все-таки не получил чек?
— Генерал, рад вас видеть, — коротко приветствовал его директор, опуская обычные любезности. — Пожалуйста, пройдемте со мной. Случилось ужасное.
Томмазо вывел его в фойе, откуда они поднялись по лестнице. Боттандо, отдуваясь, едва поспевал за ним.
— В чем дело? — спросил он, но ответа не прозвучало.
Томмазо походил на призрака. Ферраро, против обыкновения, молчал. Собственно, в объяснениях не было нужды. Когда они открыли дверь небольшого зала на втором этаже, Боттандо мгновенно все понял.
— О Боже, — тихо простонал он.
Рама от картины Рафаэля, сильно обгоревшая в верхней части, оставалась на месте, но никто не смог бы узнать в этих почерневших обрывках с темными потеками самое ценное полотно в мире. Несколько дюймов картины в нижнем правом углу остались не тронутыми огнем. Запах горелого масла, дерева и ткани все еще висел в воздухе; от тлеющих остатков картины поднимались тонкие струйки дыма. Обои над картиной сильно обгорели, но, по-видимому, они и остановили огонь. Боттандо возблагодарил Господа за то, что стены комнаты не отделали набивным шелком, иначе сейчас все здание было бы охвачено пламенем.
