— Мешок-то, говорю, не тяжело тебе одному тащить? Да и бутылку разбить можешь. А в бутылке-то, брат, я знаю, что ты потащишь…
Мордвинов понял: здесь уже все знают — таить нечего.
— Товарищ командир, — сказал он, — это все не так, как вы думаете. Сахар мы собрали — это верно. А бутыль мне под рыбий жир понадобилась. У меня еще литров пять его с прошлого рейса осталось. И все это мы решили жене Кости Никонова оттащить. Бабе-то ведь помочь надобно!
Он посмотрел в упор на Китежеву:
— И совсем зря вы так обо мне подумали. Я выпить и сам не дурак, до войны все «американки» в Мурманске спиною обтер. А сейчас я, коли время такое строгое, ни в одном глазу, ни мур-мур!
— Иди, иди, парень, — сказал ему Рябинин. — Я тебе и так верю…
Об этом на корабле мало кто знал, кроме матросов. И вот отбили полуночные склянки. Из числа отпущенных на берег не явился к сроку на борт корабля только один.
— Кто? — спросил Пеклеванный.
— Мордвинов, — неловко козырнул в ответ боцман Мацута.
Лейтенант прошел к себе в каюту, рассказал об этом замполиту, и Самаров в ответ махнул рукой:
— Вот шпана!.. Какой уж это раз с ним. До войны, бывало, даже последний пиджак с себя пропьет. Однажды я сам его, паршивца, за шкирку из ресторана выволок!..
— Может, у него в городе родные? — полюбопытствовал Артем.
— Да нет. Он из беспризорных. Его Прохор Николаевич перед войной из детдома взял… Ничего, вернется!
— На гауптвахту! — коротко заключил Пеклеванный. — Я не посмотрю, что он у меня лучший дальномерщик. Пусть только дыхнет водкой, как завтра же ему башку острижем, и пусть посидит под арестом.
— А вдруг — в море? — спросил Самаров.
— На время похода освободим… И впредь я буду наказывать за пьянство строго. Здесь не пивная, а патрульный корабль. Мы, слава богу, плаваем под военным флагом!
Олег Владимирович вдруг тихонько рассмеялся в ладошку.
— И ничего смешного, — внезапно обозлился Пеклеванный. — Я удивляюсь, как можете вы смеяться, если один из вашей паствы бродит где-то по улицам пьяным, когда ему давно пора быть на корабле… Машинка у нас есть?
— Есть.
— Кто из команды умеет стричь?
— Кажется, боцман Мацута.
— Вот и отлично. Завтра же острижем его, и пусть-ка суток пятнадцать поваляется на голых нарах, если не желает спать на своей корабельной койке…
Был уже первый час ночи, когда Самаров ни с того, ни с сего вдруг решил затеять стирку грязных носков.
— Все равно, — сказал он, — когда-нибудь да надо… А стираю я их, подлых, большей частью в плохом настроении!
