Артем остановился: женский голос на корабле, ночью, в открытом море? Чистое мягкое контральто прерывалось ударами волн и режущим уши завыванием винтов.
Она пела:
Мимо сосен северных бежит дорожка,
У дорожки — стежка, возле стежки той — морошка.
Сердце вдруг заныло, сердце заскучало:
Что же и зачем же я тебя встречала?
Помню, мы ходили вечером да той дорожкой,
И ты меня, бессовестный, назвал морошкой.
И с тех пор подруги все зовут меня не Машей,
Эх, да вот той самой ягодкою нашей…
Артем постучал в дверь каюты. Пение прекратилось, щелкнула задвижка.
— Ну, что же вы остановились на пороге, — встретила его Варенька. — Закрывайте дверь. Через люк дует… Вы, наверное, прямо с мостика?
Она стояла посреди каюты в розовой шелковой блузке с короткими рукавами, на ногах у нее были стоптанные домашние шлепанцы. Артем впервые видел ее не в форме, и это немного смутило его.
А Варенька, словно не замечая его смущения, раскрывала клинкеты полок, показывая свое хозяйство:
— Вот здесь у меня хирургические инструменты. Видите? Я их нарочно сложила так, чтобы они не рассыпались во время качки. А вот сюда я поставила самое необходимое, — медикаменты всегда под рукой. Приготовила тетрадь для записи больных, но она так и лежит чистая — никто не приходит…
Лейтенант слушал девушку, с любопытством осматривая каюту, точно видел ее впервые. Эта розовая блузка и эти шлепанцы неожиданно заставили его приглядеться внимательнее ко всему, что окружало лейтенанта медицинской службы Китежеву.
Артем заметил, что каюта девушки не похожа на другие: в ней много такого, что всегда отличает женское жилье от мужского. Казалось, Варя не просто готовила для себя угол, а заботливо свивала его, как птица гнездышко. Кружевное покрывало на койке, зеркало в круглой раме над умывальником, загнанные штормом в угол каюты туфли на высоких каблуках — все это выглядело странно среди железных бортов, трубопроводов, иллюминаторов, заклепок.
Артем понял: он не может заходить в эту каюту так же свободно, как заходит в каюту механика, штурмана и командира. Здесь живет не просто офицер, а еще и женщина; и лейтенант снова изумился тому, что как-то совсем не помнил об этом раньше.
Почему-то показался неудобным и этот ночной приход, и то, что он здесь сидит в неурочное время. Артем встал, подошел к двери:
— Вы простите, Варя, я вам, наверное, мешаю.
— Да нет же, нет! Пришли — и сразу уходить. Лучше бы рассказали, что творится наверху.
— Нечего рассказывать, доктор. Сплошные серые будни. Вы даже не знаете, как бывает иногда тошно, когда подумаешь, что другие воюют, а мы…
