], вот на что это отдаленно походило - не по действию, а по вкусу. Выдра никогда не был любителем наркотических веществ и расширителей сознания, но в свое время ему пришлось тесно общаться с перуанским курандеро по имени Сайре, и тот дал ему попробовать отвара аяваски. Совершенно мерзкое на вкус, зелье это напоминало малокачественный самогон, настоянный на травах. Приблизительно тот же вкус был и сейчас. Только аяваска ввергла Выдру в глубокий транс, тогда он увидел своих предков, и общался с ними, и понял, что жизнь его неправильна и бесчестна, а потом его долго рвало - и от аяваски, и от отвращения к самому себе… Сейчас ему стало хорошо и весело.
Да и откуда аяваске взяться на острове Унисина, как, впрочем, и коке? Ни то, ни другое на островах Хуан-Фернандес не растет. Это какое-то местное растение, найденное Дикобразом. Замечательное растение, следует признать. С таким и умереть не страшно.
Выдра обнаружил, что ненависть к деграданту исчезла, словно кто-то выдернул гвоздь, вбитый в его голову Нортоном, - металлический стержень, пронзивший мозг насквозь и пришпиливший табличку с надписью: «Иди и убей деграданта». Выдра осознавал, что деградант вполне может убить его самого, но не чувствовал обиды. Если такая смерть придёт, он заслужил ее.
– Теперь и умереть не страшно, - сказал он Дикобразу. - Так ведь, дружище? Главное - я сделал свой выбор, теперь сделал. Говорю тебе спасибо, Дикобраз, ты помог мне. Теперь можешь убить меня, я умру спокойно.
Дикобраз склонил голову набок и внимательно слушал Выдру, Само собой, он ничего не понимал. А Выдра почему-то возжелал, чтобы мутант понял его. Ему мучительно захотелось, чтобы его поняло хоть одно существо на этом острове, пусть даже и не человек.
Выдра мог бы запеть, он любил это делать. Но зверь, который сидел сейчас рядом с ним, не понимал речи. И поэтому Выдра засвистел. Он вывел мотив из старой боливийской песни «Ты умер, мой милый», изобразил звуки флейты-пинкильи. А в уме напел слова песни:
Помнишь ли дорогу и цветы на ней,
Как мы целовались с тобой среди полей?
Уста твои сказали, что любовь наша вечна,
Но ничто в этом мире не бесконечно.
Теперь я плачу, тебя вспоминая,
Лишь смерть холодная тебя обнимает
Слышишь ли ты под могильной плитой,
Как плачу я, вспоминая голос твой?
Речь моя прервана рыданием,
Жизнь моя исполнена страдания,
Я не хочу больше жить в этом мире,
Мире, где нет тебя,
Выдра не ожидал, что нехитрая песенка произведет такой эффект: лицо свистуна перекосилось в мучительной гримасе, губы его дрогнули, по морщинистому лицу потекли слезы. Деградант закрыл лицо, отвернулся и всхлипнул, плечи его затряслись. Со спины, когда не было видно его физиономии, обезображенной мутацией, он напоминал обычного человека. Он был похож на плачущего индейца.
