– Папашу застрелили еще на прошлой неделе. Как раз во вторник. Мушкетер, господин де Гик. – Девчонка поднесла к глазам фартук и заплакала. Видимо, очень часто ей приходилось плакать – делала она это привычно и скучновато.
Витька снова почувствовал неловкость в мыслях и некую растерянность.
– А матушка? – спросил он. – Здорова, надеюсь?
Девчонка заревела еще громче.
Витька побледнел.
– Повесили?
– Господь с вами. Матушка была не ведьма, не бунтовщица.
Из кухни служанка высунулась.
– Хозяйка от сердечного удара скончалась. Сердце у нее сжалось и не разжалось. Сердечная жила лопнула.
Крупные слезы текли по девчонкиным щекам, словно дождь по созревшему яблоку. Витьке захотелось ее погладить, сказать что-нибудь утешительное, но он еще ни разу не гладил девочек, не утешал, и поэтому стеснялся и от стеснения краснел и надувался, как пузырь.
Служанка принялась слова сыпать:
– Заглянула я в погреб, где господин де Гик со своим слугой засели, с господином Гастоном, а там, прости господи, все поедено, все повыпито. Двадцать окороков свиных, тридцать колбас копченых, сорок колбас вареных.
Витька почувствовал пустоту в желудке.
– Двести яиц сырых! – палила служанка, не то восхищенно, не то ужасаясь. – Пятьдесят бутылок вина бургундского, шестьдесят бутылок вина гасконского. Из бочки с вином испанским пробку вытащили, а вставить забыли, и вино просто так течет…
«Наверно, неспроста это, – подумал Витька. – Мушкетеры просто так людей не обижают. У них честь на первом месте. Наверно, их прижали. Наверно, безвыходное положение…»
– …Свиным салом господин де Гик и его слуга, господин Гастон, сапоги мажут. А в бочке с постным маслом ихние мокнут шпаги. Этого матушка не перенесла и скончалась. Аккуратная была женщина. – Служанка пригасила глаза и добавила неуверенным голосом: – Господь любит праведников, господь не оставит ее своей милостью. Сироту от беды убережет… – Она еще раз погладила девчонку по голове.
– Яичницу! – заорал в погребе де Гик.
Служанка плюнула: «Ах чтоб тебя!» Оглядела Витьку, как бы оценивая, можно ли от него ждать заступничества и, видимо, не одобрив его комплекцию, а также возраст, удалилась на кухню.
– Вы потерпите, сударь, – сказала девчонка сквозь слезы. – Дрова у нас сырые.
У Витьки голова кружилась. Он старался, но никак не мог разобраться, где тут правда, где вымысел. А может быть, над ним смеются?
– И никакой я вам не сударь.
Девчонка побледнела.
– Простите, ваша светлость.
