Но внезапно он захотел эту девушку. И сейчас желание было намного сильнее, чем стремление наказать графа Гатуэлла.
Холли гладила пальцами маленькую зеленую бутылочку. Возможно, в ее находке таится большая ценность, чем она думала, потому что, когда Холли слушала рассуждения Джона Сэваджа, в ее голове все время звучали слова: «Будь собой, и твое желание исполнится».
Ее самое заветное желание — чтобы с близкими ничего не случилось.
«Не лети мотыльком на огонь».
Неужели Джон Сэвадж — огонь?
От него действительно исходили волны тепла. Холли все еще чувствовала прикосновения его губ, и в крови разливался огонь каждый раз, когда она смотрела на него.
Но разум предупреждал: он только пользуется тобой, предлагает пряник. А потом будет и кнут. Но даже если и так, сейчас он предложил ей возможность, которая у них больше никогда не появится. Холли не сомневалась, что граф, если его поймают, тут же выдаст ее отца и Пола или прикажет убить их, чтобы спасти свою шкуру.
И она подавила опасения, желая, вопреки разуму, верить чужаку. Он ведь отпускал ее, но она сама отказалась уйти.
На его щеке все еще виднелся след от пощечины, и Холли, осмелев, провела кончиком пальца по красному пятну.
— Извините.
— Я не имел права.
— Но я хотела…
На его шее забилась жилка, и он нервным движением погладил Холли по голове.
— Мисс Гастингс. — Ее имя в его устах прозвучало очень ласково. — Вы не должны оставаться здесь с таким распутником, как я.
— У меня нет выбора.
Уголки его губ поднялись в улыбке.
— Почему? Вы же могли убежать.
Она уже подумала об этом. Что заставило ее изменить решение? Заботливость? Внезапная нежность? Или рассказ о его брате и горе, которое она увидела в его глазах?
А может, странное послание в бутылочке?
Но что бы то ни было, ее поразило странное притяжение между ними. Они словно окунулись в туман неизбежности, который сейчас накрыл весь мир.
Джастин коснулся ее щеки, и Холли с радостью приняла ласку. Она хотела, чтобы он снова поцеловал ее, но его пальцы только скользнули по ее лицу. Потом его губы легонько коснулись ее губ, и он, застонав, отшатнулся.
Холли почувствовала внутри странную пустоту и покачнулась — ноги отказывались держать ее. Твердые линии его губ искривила улыбка — удивленная и обвиняющая.
— Должно быть, ты русалка, — хрипло прошептал он.
— А ты дьявол. — Холли подивилась своей раскованности.
— Не уверен. — Но на губах его заиграла лукавая улыбка.
Его обаяние могло свести с ума.
