Молодые воины кинулись исполнять приказ старшего. Они взбирались на скалы и смотрели оттуда, прикрывая глаза ладонями, щурились, даже в усердии становились на четвереньки. Многие переглядывались и недоуменно пожимали плечами.
Старый вождь повернул голову и с оттенком мягкости в голосе произнес:
– А ну, мой молодой барс, юный Гебр, может, ты увидишь, что это?
– Я здесь, отец отцов!
Из толпы воинов выскочил один, одетый в шкуру дикого козла, причем его правая рука вместе с половиной груди оставались обнаженными. Он тряхнул выгоревшими на солнце буро-каштановыми кудрями и в два прыжка очутился рядом с вождем. Красивый юноша морщил загорелый лоб, щурился, стараясь угодить краснобородому «отцу отцов», но тысяча солнц сверкала на подвижном лике моря, свет резал глаза, вызывал слезотечение. Вождь искоса наблюдал за ним, и искры лукавства вспыхивали в его глазах.
– Нет, о мудрый, я не могу различить, что это такое…
– Неужели дети наших сынов такие слабоглазые? Я в твои годы различил бы на греческой лодке даже спящего человека! Скажи: а ты видишь там людей, которые двигались бы?
– Нет, таких там нет.
– А мертвых?
– Тоже не видно.
– Хорошо, довольно… – Вождь обратился ко всем: – Греческая лодка осмелилась появиться в священных водах наших и отныне, по завету предков, принадлежит нам! Час настал! Богиня благословляет вас!.. Вперед!
Он махнул рукой.
Узкие длинные ладьи мгновенно были спущены в воду и заполнены вооруженными воинами, по тридцати в каждой.
Утлые однодеревки бесстрашно устремились в открытое море. Казалось безумием выходить в море на таких несовершенных суденышках, да еще перегруженных людьми.
На берегу остался вождь, окруженный стариками. Один из них, с серьгою в ухе, заметил:
– Море долго не успокаивается… Оно всю ночь гневалось и продолжает требовать жертв!
– Море всегда требует жертв, – ответил однорукий, – и всегда само берет их! Этот корабль также подобен жертвенному овну, уже закланному… Да. Мы же получим лишь кусок жертвенного мяса с алтаря Водяного. Этот корабль – его дар таврскому народу!
Как хищные птицы летают и снуют вокруг павшего животного, так таврские ладьи кружились около гибнущей «Евпатории».
Рослый тавр, из старших, что стоял в носовой части передовой лодки, следил за действиями всей флотилии. Море заплевало его пеной, его плащ намок от соленых брызг. Тавр держался спокойно и не торопился. Он видел, что корабль мертв, как и те трупы, которые висели вдоль его бортов, покачиваясь на цепях и глухо стукаясь о деревянную обшивку.
