Великая Скифия | страница 24



– Ну, Сириец, счастливы твои сирийские боги! – говорил он, захлебываясь от удовольствия. – Сегодня ты сыт! И будешь пить вино!

Он поправил огонь в лампе и при вспыхивающем свете заметил, что раб был одет в новый плащ и сапоги из красной кожи. В негодовании ударил его пинком.

– Ах ты, сын жабы! А мне ты забыл принести обнову? Лезь обратно!

Получив целый ворох пестрой рухляди, куски мяса и бронзовую посуду, грек стал расставлять на полу все для трапезы.

– Погоди, господин, я сам!

Раб быстро разостлал поверх войлочного потника пестрое покрывало, поставил на него бронзовые блюда и чаши. На блюда разложил мясо, сбил печать с горла сосуда и стал наливать в чаши вино.

Пифодор наскоро приладил на свое место сломанную доску, убрал мусор, стараясь скрыть следы взлома, потом начал расталкивать Фарзоя:

– Князь, князь, проснись, кушать подано!

Фарзой широко раскрыл глаза. Каюта показалась ему фантастической пещерой во время землетрясения. При тусклом мигающем свете он с удивлением рассмотрел двух пестро одетых людей, оказавшихся его слугами.

– Что случилось?

– А вот, почтенный господин, посмотри!

Пифодор, корчась от смеха, показал ему на богатую трапезу.

– Боги нас не забыли, – сказал он с ликованием в голосе.

– Откуда все это? Греки принесли?

– Ожидай, принесут! Это мы сами взяли у них, по праву войны. Первый трофей! Вставай, князь, а то мы голодны, как собаки, а без тебя не смеем начать… Сириец, ломай печать еще с одной амфоры! С самой большой!

– Что? Какие там амфоры? – послышался плачущий бас Марсака.

Старик сразу перестал храпеть.

– Услышал! Услышал! – захохотал родосец. – Ах, почтенный! Что тебе амфоры, если ты не можешь ни есть, ни пить и не в состоянии составить нам компании за чашей вина!

– Нехорошо смеяться над стариком, да еще больным. Боги накажут тебя, зубоскал.

– Они уже наказали всех нас пленом и заточением…

Что-то забулькало. Марсак приподнялся и с немалым удивлением смотрел на приготовленную трапезу. Сириец наливал князю огромную чашу вина, совсем черного при плохом освещении. Пифодор, одетый в яркий хитон, жевал, нарезая кинжалом пласты мяса.

– Великий Папай! – ахнул скиф, машинально ощупывая кружку, висевшую у пояса.

Кряхтя, стал подбираться на четвереньках поближе к угощению. Встать на ноги он не решался из-за качки.

– Держи чашу, а то упадет, – посоветовал он, – море-то, слышь, бушует!

Через щели люка капала вода.

В каюте пленников начался тайный пир. Марсак больше пил, остальные смачно чавкали, пережевывая мясо. Вино ударило в головы. Все было забыто: греки, плен, шторм, бушующий за тонкой обшивкой корабля. Разговоры становились слышнее. Пифодор хохотал, смотря, как оживает Марсак. Подслушать их было некому. Море ревело, судно зарывалось в черную пену, подобно ныряющему дельфину.