Еще не достигнув передовой линии вифинских войск, лихие лучники с колесниц осыпали противника градом стрел. Сразу началась сумятица и бестолковщина, предшествующая паническому бегству. В оробевшие ряды защитников города врезались бешено скачущие кони, за которыми грохотали и подпрыгивали окованные сталью боевые колесницы. Лошади топтали людей, а страшные серпы косили их, как спелую ниву, разбрасывая вокруг куски многократно рассеченных тел. Кровавые брызги летели вверх от этой неумолимой мельницы смерти. Колесницы и кони, возницы и лучники были залиты кровью, их нельзя было узнать, когда они возвратились на место сбора.
Белоснежные скакуны Митридата потемнели, стали красно-пегими. От них шел пар, они тяжело дышали. Митридат, как бог войны, с бородой, окрашенной кровью врагов, сошел с колесницы, опьяненный победой.
Асандр был потрясен той стремительностью, с которой Митридат разделался с главной колонной вифинской рати, принудив ее правое и левое крылья к беспорядочному бегству. И хотя ему было очевидно, что римские легионеры составляли в ней меньшинство, а большая часть состояла из вифинцев и местных варваров, – увиденного им было достаточно, чтобы уверовать в непреоборимую силу и непобедимость Митридатовых полчищ.
Узрев царя, сходящего с колесницы, он преисполнился чувства восторга и благоговения. Но, подойдя ближе, вместе с толпой придворных, вгляделся в изменчивый лик Митридата и поразился его необычным выражением. Асандр уже видел царя милостивым и простым, как воин. Видел и надменно-величавым во время пира. А сейчас перед ним предстал хищник, забрызганный кровью, с волчьим взглядом и неприятно оскаленными зубами. Растрепанная борода казалась омерзительной от висевших на ней сгустков крови, а сбившийся набок золотой шлем как-то неприлично нарушал царственное благочиние. Митридат был утомлен битвой и, видимо, испытывал жажду. Он отдувался и облизывал языком сухие губы, что опять-таки покоробило боспорца. Мелькнула хулительная мысль, что царь сейчас похож не на земного бога, избранника небесного Олимпа, а на сказочного андрофага, только что упившегося человеческой кровью.
– Слава великому Митридату! Слава владыке мира! – вопили в исступлении приближенные. – Слава победителю!..
Жаркие чувства, с которыми Асандр устремился было к царю, сменились чем-то напоминающим испуг. В душевном смятении он остановился и даже сделал шаг назад, лицо его вытянулось, глаза широко раскрылись. Почудилось, что этот лихой рубака не воитель, а мясник, и не стремление к власти над миром обуревает его, а единственно страсть к уничтожению, убийству! Неужели эта отталкивающая звериная маска – первообраз того, кто в глазах народов выглядит отцом-благодетелем и любимцем богов?..
