Тетка Серафима два квартала заходилась в радостном визге:
— Слопал наживочку, что б мне про — и пасть.
— Это было классно, — влез Владимир Петрович и пожал мне руку. — Мои поздравления.
— Точно. Китайская стена рухнет, а тут мужик… Я уж и сама малость потерялась, а когда ты по ступенькам пошла, и вовсе очумела. Едва не брякнула: ваше высочество, платочек изволили уронить… Он нарочно тебя ждал, — усмехнулась Серафима, — хотел еще раз увидеть.
— А вы правда актриса? — спросил Саша.
— Правда. Только в кино не снимаюсь. Я в театре играю.
— А Циркач про вас спрашивал.
— Что? — в три голоса спросили мы.
— Спросил, кто такая.
— Вот так подошел и спросил? — нахмурилась Серафима.
— Конечно. Я ж его давно знаю, в “качалку” вместе ходили. Подошел и говорит: привет, Саня. Хозяина сменил? А я ему: нет. Илья перед знакомой выслуживается, виды имеет, а к ней племянница приехала, актриса. Вот он меня к ним и определил… Все, как вы велели.
— Молодец, — похвалила тетушка. — Еще что-нибудь говорил?
— Конечно, мы ж минут двадцать стояли. Он спросил: а мент чего с ними? Я говорю: не знаю, по разговорам, так они вроде давно знакомы. А Циркач спросил, как вас зовут. Я говорю: Лика — и добавил: правда, красавица? А он: да уж, ничего не скажешь…
Я слушала Сашу и хмурилась, Серафима буйно радовалась, а меня терзали смутные сомнения.
Около двенадцати мы расстались, но не с моими сомнениями, а с мужской половиной команды — Я продолжала терзаться. После обеда меня потянуло в Италию.
— Тетка Серафима, — сказала с легкой тоской. — А что с нашим отпуском?
— А чего с ним такого особенного? Отдыхаем.
— А как же Италия?
— Временно накрылась. Но, если мы здесь быстренько разберемся, имеем шанс передохнуть в Венеции.
Такая наглость меня разозлила.
— Не представляю, как мы можем разобраться “быстренько”. Пока мы ни на шаг не продвинулись.
— Как это? — возмутилась тетушка. — Да у него глаза на лоб вылезли.
— Подумаешь, глаза… И вообще, по-моему, мы переборщили. Он простой парень, а мы со своим реквизитом его скорее всего напугали. Он не пойдет на контакт.
— Ты эту публику не знаешь, — усмехнулась Серафима. — Для них самое лучшее не достаточно хорошо, можешь мне поверить.
— Нет, — покачала я головой. — И потом, эта женщина… — Что за женщина? — насторожилась Серафима. — Его жена…
— Вот только этого не надо, — начала свирепеть тетушка. — Давай мыслить шире. Всю эту кашу заварили они, а не я.
— Не усматриваю логики. Циркач кашу не заваривал, а его жена тем более.
