На следующем матче все повторилось. На третьем – то же, что на втором. Дома я находил обидные, издевательские письма, на стеклах машины – злобные, оскорбительные надписи. Несколько раз кто-то из самых агрессивных «доброжелателей» разбивал окна в моей квартире.
Каждый выход на поле стал для меня мукой. Да что выход на поле – каждый шаг по городу! Переносить все это было выше моих сил. И однажды, вскоре после возвращения из Чили, я сказал нашему тренеру, ныне покойному Александру Семеновичу Пономареву:
– Больше играть не буду, не могу.
А он, человек, сам все в футболе перевидавший и переживший, меня и не удерживал:
– Поступай, как знаешь, тебе видней. Пока отдыхай, а там видно будет...
Я уложил в багажник ружье и рыболовную снасть и уехал в деревню. Рыбачил, ходил на охоту, по грибы, просто бродил по лесу. Раздумывал о том, как буду жить дальше, а в футбол, решил я твердо, возврата больше нет.
Но чем дальше отодвигало время меня от футбола, тем чаще я тосковал по мячу. И вот стали мне немилы ни лес, ни речка, ни вся с детства любимая подмосковная природа. Виделись мне во сне и наяву футбольное поле и летающий над ним мяч, и я на своем месте чуть впереди ворот – в черном свитере, в старой моей кепочке, побывавшей на всех материках. И слышались мне гулкие удары бутс по мячу и судейские свистки. И ощущал я запах пахнущей городской пылью, помятой шипами травы... Видел, слышал, чувствовал и начинал сознавать: нет мне без этого жизни.
В один поистине прекрасный день, собрав пожитки, я примчался в Москву, на стадион «Динамо», к Пономареву:
– Хочу играть!
– Давай, раз хочешь, приступай к тренировка, – ответил он, не раздумывая.
И я приступил к тренировкам. Я обживал заново каждый сантиметр своей футбольной жилплощади. Постепенно привыкал к воротам. Вновь учился, не глядя на стойки и не касаясь их спиной и руками, ощущать их ширину и высоту. Вновь развивал в себе способность в нужный миг отыскивать свое место в прямоугольниках штрафной и вратарской площадей. Такова уж жизнь, а особенно спортивная жизнь, подчас жестокая и несправедливая, но обладающая такой силой притяжения, что человек, отведающий ее радостей и печалей, не может расстаться с нею добровольно уже никогда. Даже если ему 34 года и приходится все начинать заново.
Словно вернулись дни моей футбольной юности. Опять увозил нас, дублеров динамовской команды, собиравшихся у ворот родного стадиона, старенький автобус на подмосковные стадиончики с деревянными трибунами и привозил поздними вечерами в Москву. Опять каждый терпеливо ждал своего часа, того самого часа, когда тренеры, объявляя состав на очередной матч, назовут его имя – пусть хоть в числе запасных. И опять я дождался своего часа.
