5, у них в сравнении с Яком большой запас горючего. На обратном пути, при подходе к линии фронта, когда горючее у «лавочкиных» будет уже на исходе, бомбардировщиков встретят Яки из группы «Меч».
Все ясно, понятно, такие задачи нам выполнять не впервой. Мы получали их от командира и даже начальника штаба дивизии. А то, что эту поставил лично командующий, говорит не столько о сложности именно этой задачи, сколько о сложности всех предстоящих задач в связи с отступлением немцев к Днепру, превращением его в очередной рубеж обороны и дальнейшим наступлением наших войск.
Так я понимаю события.
Я не ошибся. «Готовьтесь, — сказал генерал Подгорный. — Ваши пилоты устали и лучшей подготовкой к тяжелым боям будет хороший отдых. Даю вам неделю».
Ну что ж, отдых так отдых, согласны. В трех-четырех километрах от аэродрома, в парке «Сокольники», с помощью армейских врачей открылся профилакторий — своеобразный дом отдыха. Мы поместили в него восьмерку из группы «Меч» во главе с Чувилевым. А сами с Матвеем остались в полку: надо было организовывать отдых для всех остальных.
Идем по летному полю, осматриваем его: я, Матвей, парторг Саша Рубочкин и замполит Михаил Вергун. До этого как-то не было времени. И это естественно: приземлившись на новой точке, летчики прежде всего смотрят на летное поле — нет ли осколков и других предметов, о которые можно порезать покрышки, хороши ли подходы к посадочной; техникам важно другое: хороши ли стоянки, есть ли подсобные помещения для инструмента, технического инвентаря, запасных частей к моторам.
Идем. Как-то не верится, что мы отдыхаем, что у нас свободное время и мы просто так идем по посадочной, покрытой зеленой травкой. Конечно, это не аэродром, это площадка. Ширина полосы сто пятьдесят, длина — восемьсот.
Свернув с полосы, идем не спеша на стоянку. Техники наши блаженствуют — не на каждой площадке встретишь такую благоустроенность. Здесь и домики, и землянки. Немцы делали это руками советских людей, стационарно, добротно, а уходили поспешно, не успели ни сжечь, ни разрушить. Зато в конце полосы и несколько сбоку, где стояли кирпичные здания и жилые дома, руку свою приложили.
— Что наделали гады! — зло говорит Рубочкин. Иначе он гитлеровцев не называет. — Что наделали!..
Дома превращены в руины. Очевидно, это после бомбежки. Камни разметало метров на двести. Скрутило железные балки. Местами они торчат из камней, будто руки, — причудливо, дико, страшно. Среди балок, камней, груды бетона, стабилизатор авиабомбы. «Двести пятьдесят килограммов, — мрачно говорит Зотов. — Специально дома уничтожали».
