— Я только что провел операцию, — сказал он, хотя выглядел так, словно часов восемь спокойно отдыхал.
— И как она прошла? С пациентом все в порядке? — Фрида поспешно поправилась: — Я, конечно, в этом не сомневаюсь. То есть ты здорово оперируешь… — Девушка не закончила фразы, не желая, чтобы ее слова прозвучали как лесть.
— Ну, не знаю, как там я оперирую. Это овцам решать. Сегодняшняя овечка проглотила упаковочную пластиковую тесьму; я извлек из первого отдела желудка трехдюймовый кусок. — Фрида нисколько не сомневалась в умениях Мэтта: они были на высоте. Иногда, перестав следить за собой, Мэтт сам это признавал; да и вообще ни в себе, ни в других он не терпел посредственности. Казалось, для него ничто никогда не оказывается внове.
— Ты проверил, нет ли еще тесьмы во втором отделе?
— Ясное дело, проверил.
Как будто в этом можно было сомневаться…
— Да, конечно. Я просто подумала… — Она снова не закончила фразу. — Я имею в виду, тесьма оказалась бы там вероятнее всего, правда? То есть это самое очевидное решение проблемы, а нас всегда учили не ограничиваться очевидным, на всякий случай… — Фрида с отвращением вслушивалась в собственный голос, ненавидя себя и за то, что оттягивает момент, когда придется задать действительно важный вопрос.
Мэтт терпеливо кивнул, ничуть не обиженный. Он был то, что отец Фриды — сын ремесленника из Хиббинга, Миннесота, — называл «герр высшей марки». При любых чрезвычайных обстоятельствах, когда не было надежды ни на чье-то вмешательство, ни на вторую попытку, Мэтт никогда не колебался. За все четыре года обучения в ветеринарном колледже Мэтту ни разу не случилось оказаться неуверенным в своем ответе на вопрос или попытаться переложить решение на кого-то другого в непростой ситуации.
Фрида завидовала этому его качеству со всей силой страсти.
И все же сейчас она заметила в его глазах выражение, совершенно ему не свойственное.
— Ты кажешься взволнованным. У тебя все в порядке?
На долю секунды Мэтт смутился, потом улыбнулся своей ослепительной улыбкой, производившей всегда поразительное впечатление на первокурсников. — Я немножко растерян, вот и все. Ничего такого, с чем я не справился бы. — Он двинулся дальше, оставив, как всегда, впечатление, будто халат развевается за ним, подобно рыцарскому плащу.
Фрида подошла к одной из выходящих в холл дверей. Табличка на ней гласила: «Доктор Конфетка Доббс». Также к двери был прикреплен рисунок, изображающий корову, лягающую человека в резиновом нарукавнике. Еще одна приколотая к двери бумажка предупреждала:
