Когда она впервые услышала их, то перепуталась, но быстро привыкла, потому что они требовали чего-то простого и ясного. Но потом все изменилось. Они стали внушать ей что-то такое, от чего она приходила в ужас. Они велели ей совершать разные гадости — с Брунелем, а потом с другими. Теперь она привыкла к тому, как Голоса учили ее отдавать свое тело, но оставалось кое-что другое, куда более страшное. Она боялась показать, что напугана, даже не осмеливалась признаться в этом себе, ибо это было грешно. Голоса были всегда правы, даже когда велели ей убивать. Они были всеведущи и лишены сомнений, внушали ей, что оказывают великую честь, позволяя выполнять их волю. Это была высокая привилегия, которую она, по своему неразумию, не могла осознать во всей полноте. Если она и испытывала иногда приступы отвращения, если хотела порой взбунтоваться, то это выступало дополнительным свидетельством ее порочности, указанием на ужасное пятно внутри нее, на позорную слабость.
Лиза понимала, что сегодня доставила удовольствие Брунелю, иначе Голоса не замедлили бы объявить ей выговор. В те редкие случаи, когда она серьезно их подводила, они могли звенеть в ее мозгу серебряными колокольчиками всю ночь, источая бесстрастный гнев. Бесконечные повторения упреков доводили ее до исступления. Но теперь они не выказывали недовольства, ничего от нее не требовали, по крайней мере, ничего, что выходило бы за рамки существующих инструкций, которые она давно уже выполняла автоматически.
Внезапно ее посетила догадка, а с ней чувство тревоги, которое она быстро, смущенно подавила. Брунель хотел, чтобы она вступила в отношения с человеком, которого, кажется, зовут Гарвин. Если это дурной человек, Враг Голосов, они, возможно, дадут ей одно из этих жутких поручений. Она содрогнулась при воспоминании о том, что они велели ей сделать с тем человеком в Руанде. Это все, конечно, было ради его собственного блага. Иначе ведь и быть не могло. Но все равно, после этого она чуть было не повредилась рассудком. Она была даже рада, когда он сбежал, хотя в этом не было ничего хорошего. Но не лежала ли на ней доля вины за тот побег? Не предоставила ли она ему тот крошечный шанс, ту соломинку, за которую он жадно ухватился? Наверное, нет, иначе Голоса не оставили бы ее в покое, уничтожили бы ее… Но все-таки?
Лиза покачала головой, словно освобождаясь от воспоминаний. Ее слабость, ненадежность пугали не на шутку. Она посмотрела в зеркало до полу, в котором отразилась ее обнаженная фигура. Господи, вот уродина! Белесая уродина. Скажи спасибо, что Голоса считают возможным использовать такое чучело, такое пугало. Скажи им спасибо и старайся изо всех сил…
