– И, надо полагать, ваш прадед оказался в таком конном состоянии вследствие того, что слишком много времени ездил на конях?
– Да, это была основная причина. Его старый конь Лэн был весьма строптив и всем доставлял массу неприятностей. Он мог, например, ночью войти в дом и устроить всякие безобразия, а днем он заигрывал с девушками и, вообще, совершал правонарушения, наказуемые законом, а в конце концов так он всех достал, что его решили пристрелить. Полиция была весьма сильно настроена против Лэна, в те времена полиция не входила во всякие там тонкости жизни. Полицейские заявили, что коня придется арестовать и предъявить ему обвинения, и коню нужно будет предстать перед судом, когда суд соберется для рассмотрения мелких правонарушений, так что лучше будет, если коня порешат. Вот мое семейство и решило пристрелить его, и его пристрелили, но если хотите знать, то я вам скажу, что на самом-то деле пристрелили моего прадеда, а на кладбище Клонкунла похоронен конь Лэн.
Тут сержант впал в задумчивость, перебирая в памяти своих предков, и пока мы шли последние полмили до казармы, у него было лицо человека, погруженного в воспоминания. Мы между собой с Джоан решили, что нас ожидают новые поразительные откровения, которые полицейский придерживает до нашего возвращения в казарму.
Сержант шел немного впереди и первым вошел в дверь; входя, он пробормотал со вздохом:
– А все вместе взятое от чего? Все от безобразий Совета Графства.
Тяжелейшее потрясение, испытанное мною сразу по возвращении в казарму, невольно заставило меня, после того как я немного успокоился, предаться размышлениям о величайшем духовном утешении, которое в лихую годину способны давать философия и религия.
И религия, и философия, как мне представляется, в состоянии дать свет душе, погруженной в потемки, и придать сил, которые позволят противостоять невзгодам. И вполне естественно, что мои мысли так или иначе постоянно крутились вокруг де Селби. Все его произведения – а «Счастливые часы» в особо высокой степени – обладают тем, что можно назвать целительной силой. В них присутствует нечто такое, что облегчает душу (считается, что напитки, содержащие алкоголь, могут оказывать такое же воздействие), они оживляют и неспешно восстанавливают разорванную духовную ткань. Такое благотворное воздействие прозы де Селби не следует, как можно надеяться, приписывать причине, на которую указывал весьма эксцентричный комментатор де Селби по фамилии дю Гарбиндье, писавший, в частности: «Радость от прочтения страницы де Селби заключается в том, что у человека, ее читающего, необходимо образовывается приятная уверенность в том, что, оказывается, существуют недоумки еще более великие, чем сам читатель»
