В тот момент мы уже шли по местности, обильно поросшей вековыми деревьями, там всегда было пять часов пополудни. Мы находились в мягком, тихом и спокойном уголке мира, в котором никто ни о чем не допытывался, никто ни о чем не спорил, все благостно и успокаивающе действовало на душу, и от всего этого нападала ласковая сонливость. Никаких животных я не видел, а если какие-то и попадались, то были величиной не более чем с большой палеи руки. Никакого шума, почти никаких звуков вообще не было слышно, если не считать тех, которые производил сержант с помощью своего носа – весьма необычная музыка, похожая на подвывание ветра в трубе. Земля кругом была покрыта зеленым ковром стелющихся папоротников, среди которых пробирались вьющиеся стебли других растений; кусты, грубо и дисгармонично торчавшие там и сям, нарушали тихую прелесть этого ландшафта. Какое расстояние прошли мы по той местности, сказать не могу, но в конце концов мы пришли к какому-то месту, где остановились и дальше не двинулись. Сержант пальцем показал на густую заросль папоротников и сказал:
– Может быть, там, а может быть, и нет. В любом случае можно поискать, ибо упорство и настойчивость являются достаточным вознаграждением сами по себе, а необходимость – это незамужняя мамаша изобретательности, или, как еще говорят, голь, особенно не состоящая в браке, на выдумки хитра.
Гилэни и на этот раз недолго возился в зарослях и в скорости вытащил оттуда велосипед. Он тут же стал вынимать веточки, застрявшие между спицами колес, потыкал в шины красными от возни в кустах и папоротниках пальцами, проверяя, хорошо ли они надуты, и вообще стал тщательнейшим образом приводить свою велосипедную машину в порядок. Потом мы все трое направились назад к дороге, не обменявшись и полусловом; Гилэни катил свой велосипед рядом с собой, а когда мы вышли на дорогу, поставил ногу на педаль, показывая тем самым, что собирается ехать домой.
– Ну, я поехал, но сначала скажи мне, – обратился Гилэни к сержанту, – как ты относишься к деревянным деталям на велосипеде? Только честно? Например, к деревянному ободку?
– В некотором смысле это очень похвальная идея, – сказал сержант, – ход мягче, правда подпрыгиваешь чаще, но вот с твоими белыми шинами – вполне, вполне.
– А я тебе скажу, что деревянный ободок – смертельный трюк, – медленно проговорил Гилэни, – в дождливый день дерево разбухает, и я знаю одного человека, который обязан своей страшной смерти на мокрой дороге именно деревянному ободку, и больше ничему.
