Но оставим пока де Селби и вернемся к МакПатрульскину. Полицейский сидел за кухонным столом и негромко отдувался после всей поглощенной им еды. В обмен на принесенную ему сигарету он одарил меня пытливым взглядом.
– Ну что скажете? – спросил МакПатрульскин, потом закурил и, посасывая сигарету, улыбнулся мне едва заметной улыбкой – Ну что скажете? – повторил он. Его полицейская лампа стояла на столе рядом с ним, и пальцы бегали по ней как бы играючи.
– Прекрасный денек, – сказал я – А зачем вам среди бела дня зажженная лампа?
– А я вам могу задать вопрос не хуже: не могли бы вы подсказать мне значение слова волбык?
– Волбык?
– Вот именно, волбык. Что, по-вашему, значит это слово?
Разгадывать эту нелепую загадку мне совсем не хотелось, но я притворился, что ломаю мозги над ее разрешением, и даже наморщил лоб, чтобы показать: я нахожусь в напряженном раздумье. Я так усиленно морщил лоб, что кожа у меня на голове вроде бы съежилась и сморщилась.
– Это не про тех женщин, которые берут деньги? – высказал я первое пришедшее в голову предположение.
– Нет.
– Латунные заглушки на паровом органе немецкого производства?
– Нет, не то.
– Может быть, что-то имеющее отношение к обретению Америкой независимости или что-нибудь еще в таком роде?
– Нет, мимо.
– А это не механическое устройство для того, чтобы заводить большие настенные часы?
– Нет, опять промах.
– Нарыв? Болезнь зубов у коров? Такие растягивающиеся предметы женского исподнего?
– Ничего близкого.
– Тогда, может быть, это такой восточный музыкальный инструмент, на котором играют арабы?
МакПатрульскин радостно хлопнул в ладоши и широко улыбнулся:
– А вот это уже близко, ну, почти совсем рядом. Вы, как я вижу, задушевный, интеллигибельный, то бишь понятливый человек. Волбык – ударение на первом слоге – это персидский соловей. На персидском языке, разумеется. Ну, как, трудный орешек я вам подсунул?
– Должен вам сказать, редко так бывает, чтобы я не нашел верного ответа или, по крайней мере, близкого к истине, – заявил я весьма сухо.
МакПатрульскин смотрел на меня с восхищением, и некоторое время мы сидели молча – каждый из нас был вполне доволен собою и собеседником, и для такой удовлетворенности были вполне существенные основания.
– Вы, без сомнения, получили университетское образование? – спросил полицейский.
Я не дал никакого прямого ответа, но попытался придать себе важный и ученый вид, сообщив себе наружность человека, хотя и сидящего на маленьком неудобном стульчике, но весьма непростого.
