Осталось догадаться, при чем тут, собственно, нога. И это тоже просто. До 1924 года революция стояла на двух «ногах» — Ленине и Сталине (или Троцком, если угодно). В январе 1924 года одна «нога», или «член» (Ленин), «сломалась»…
На этом предсказания по Лебядкину можно закончить. Предсказания же по Нострадамусу, боюсь, будут продолжаться и далее — тому пример Блаватская и Мулдашев. Уж больно удобны его писания для различных спекуляций и интерпретаций, а графоманов и открывателей тайн Нострадамуса, пирамид, НЛО и биоэнергоинформатики в России всегда было сколько угодно.
Величье империи все-таки сгинет, И скипетр положит такая страна, Земель завоеванных нет и в помине, Остался без зерен кровавый гранат.
(ц. 1 к. 32, перевод В. К. Завалишина)
О чем это? О крахе Австро-Венгрии, Оттоманской империи или СССР? Или о переходе московского Черемушкинского рынка из рук грузинских торговцев фруктами (гранатами) к азербайджанцам? А может, имеется в виду разоружение боевиков в Чечне?
Ну вот, когда с Нострадамусом разобрались и знаем теперь, что настрадал Предсказамус, нам вместе с доктором офтальмологии и офтальмогеометрии пора в пещеру. Да-да, Мулдашев снова уже там, в Гималаях, и под ручку с Особым человеком подбирается к атлантам, не добитым китайской Народно-освободительной армией.
«Наклонившись, я прошел в дверь. Почему-то подумалось: как бы кто не запер ее за мной».
Жуткая мысль. Так бы мы никогда и не узнали про Генофонд человечества, «саыхм» и нового русского, алчущего добавить. Мулдашев шел довольно долго и с каждым шагом чувствовал предсказанное Особым человеком недомогание — действие психофизической энергии соматирующего.
«Внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, я приблизился к лазу. Все было нормально. Но за один-два метра до входа в лаз я ощутил легкое чувство тревоги. Вначале я подумал, что я все-таки боюсь, и постарался заглушить в себе это чувство. При входе в лаз я неожиданно ощутил чувство непонятного страха, которое через несколько десятков шагов по лазу так же неожиданно исчезло, но сменилось чувством непонятного и сильного негодования. Еще через несколько десятков шагов началась головная боль.
Еще через несколько шагов вперед чувство негодования усилилось, а головная боль стала распирающей… Я включил фонарик и, собрав последние остатки воли, сделал еще несколько шагов вперед. Наступила резкая слабость, дико болела голова, негодующая душа не давала покоя. Я понял, что дальше идти нельзя, в противном случае наступит смерть. Я направил свет фонарика вперед. Руку, протянутую вместе с фонариком вперед, я перестал почему-то ощущать. Глаза застилал пот, невесть откуда взявшийся в пещерном холоде.
