Эти и подобные изменения заострили сатирическую направленность комедии.
Для создания идейно целостного образа драматург иногда жертвовал яркими, художественно законченными сценами, монологами и т. д. Так, он не включил в окончательный текст поэтический рассказ Улиты о ее любви в молодости, интересный по своей антикрепостнической тенденции:
«А вы возьмите нашу жизнь, бывало… да и вспомнить-то тошнехонько… так жизнь-то, не живя, и коротали. Замуж тебя не пускают, любить тоже не велят, а не совладаешь с собой, полюбишь, так тебя тиранят, надругаются, косу обрежут, оденут в дерюгу. Да и то, бывало, избитая, обруганная, в дерюге, идешь к милому-то точно в подвенечном платье. Теперь, конечно, всякому свобода, так ее и не ценят. А прежде-то? Одни топились, другие рукой махнули, притерпелись, одеревенели, а третьи на хитрость пошли, к барыням подделываться. Ползаешь, ползаешь…» (оборот л. 44, черновая рукопись, – д. IV, явл. 4, Более подробно о творческой истории см. в диссертации Е. Измайловой «Комедия А. Н. Островского «Лес» – Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина).
Комедия «Лес» была закончена драматургом в середине декабря 1870 года. Как и многие предшествующие пьесы, она еще до своей публикации читалась в кругу артистов, в частных домах и была принята восторженно. Первое чтение ее в Петербурге состоялось у брата драматурга – М. Н. Островского. О впечатлении, произведенном на слушателей, М. Н. Островский писал драматургу 20 декабря 1870 года:
«Пьесу твою я получил и успел уже прочесть ее в присутствии Анненкова, Филиппова и Феоктистова. Все в безусловном восторге… Впечатление, производимое ею, так сильно, что надо дать время пройти ему, чтобы что-нибудь заметить, и потому в настоящее время я, кроме безусловной похвалы, ничего не могу тебе сказать по ее поводу» (Государственный Центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина).
25 января 1871 года комедию «Лес» читал сам автор в зале Петербургского собрания художников в пользу Литературного фонда.
Брат драматурга советовал представить «Лес» на Уваровскую премию в Академию наук. В том же письме он писал:
«Все единогласно советуют представить ее на премию… Конечно, никто не может ручаться, что Академия, наполненная педантами, признает пьесу достойною премии… Мы условились еще раз прочесть ее (у Анненкова) в присутствии Никитенки и Грота (члены жюри конкурса. – Н. Г.), надеясь, что то необыкновенное впечатление, которое она производит на всех, понимающих это дело, отразится и на них».
