Гордон приготовился ко сну, снова полный оптимизма, — глупый анахронизм в теперешнем мире. Лежа под импровизированным одеялом из мешков с почтой, он радовался тому, что не уронил свою честь. Потом он уснул, и ему пригрезились параллельные миры...
Изломанные сучья и иссушенную кору старого дерева облепил перемешанный с сажей снег. Дерево еще не совсем погибло. Там и сям виднелись слабые зеленые ростки, у которых, впрочем, не было шансов уцелеть. Конец был близок.
По стволу скользнула тень, к дереву прибило ветром странное существо — старого, израненного обитателя поднебесья, уже заглянувшего, подобно дереву, в глаза смерти.
Понуро свесив крылья, существо принялось вить гнездо — место, где ему предстояло встретить смерть. Оно неуклюже подбирало на земле веточки и складывало их в кучку, пока не сделалось ясно, что получается вовсе не гнездо, а погребальный костер.
Взгромоздившись на хворост, окровавленное, полумертвое существо затянуло прощальную песнь, подобной которой еще не слыхивали в этом мире. Хворост объяло пламя, и свет его озарил существо. Наконец ввысь рванулся синий язык пламени.
И дерево ожило: мертвые сучья потянулись к теплу, как руки старика, измученного холодом. Снег стал таять и падать пластами с воспрянувших ветвей, зелень принялась прибывать на глазах, наполняя воздух запахами жизни.
Правда, существу на погребальном костре не суждено было возродиться, что удивило Гордона даже во сне. Огромная птица сгорела дотла, оставив после себя лишь горстку пепла.
Зато дерево зацвело, и с его чудесных ветвей стали подниматься в воздух другие крылатые создания. Приглядевшись, Гордон перестал дышать: то были воздушные шары, самолеты, ракеты. Сон есть сон...
Рукотворные создания разлетались в разные стороны, наполняя небеса гулом надежды.
На капот джипа плюхнулась сорока, с рассвета охотившаяся за жуками. Дважды издав торжествующее квохтанье — первый раз обозначая занятую территорию, второй раз просто ради забавы, — она принялась выстукивать клювом проржавевшую и густо усыпанную сором поверхность.
Стук нарушил сон Гордона. Он разлепил заспанные глаза и разглядел через пыльное стекло разгуливающую перед самым его носом птицу. Ему потребовалось какое-то время, чтобы вспомнить, где он находится. Ветровое стекла, приборная панель, запах металла и бумаги — все казалось продолжением ночных грез о добрых довоенных деньках. Он долго моргал, приходя в себя и расставаясь с образами, населявшими его сновидения. Потом решительно протер глаза и взглянул в лицо реальности.
