– У вас приятный голос… Ах, если б я могла это сделать!.. Но с кем, Юрий Петрович? Кто ж меня возьмет-то с собой?
– А разве я не гожусь в спутники?
– Вы – вполне. Но у меня сынишка. И ему только два года.
– Это серьезно. Правда, там, говорят, и детей на санках катают. Почему бы не отдохнуть недельку-другую. И, вернувшись, с новыми, как говорится, силами… а?
– Если бы я была твердо уверена, что Андрея освободят, я бы и минуты не раздумывала, но я… не уверена. Две недели, конечно, не срок. Однако вы меня правильно поймите.
– Я же сказал: не надо всерьез! Это игра фантазии, не больше. Хотя до вашего прихода я размышлял именно о такой перспективе. Вдруг, понимаете, как обвал! Лавина! Хочу! К черту! А, пустяки!..
– Ну, положим, для вас это совсем не пустяки! А вот… Леру бы взяли? Тем более что муж ее в командировке, где-то в Испании, что ли, не уверена. Но что не в России, это точно.
– Будете смеяться, но я почему-то уже подумал о ней. Нет, пожалуй, Домбай не для нее. Это другая тема. Иная музыка, ночные костры, скользкие лыжи, много вина и коричневые бородатые и лупоглазые мужики… Не знаю, так ли все теперь, но память сохранила лишь эту дурацкую радость.
– А меня, значит, взяли бы? – с вызовом и почти серьезно спросила она.
– Я же сказал. Этого мало?
– Но тут же и предупредили, чтобы не принимала всерьез?
– Каждый волен толковать в свою пользу.
– Надо же, какой хитрый! А после нельзя? Когда Андрея освободят?
– Думаю, почти уверен, тогда моя фантазия просто потеряет всякий смысл… Ладно, оставим пустой треп.
– Жаль.
– Не надо нарываться, Лида, – спокойно сказал Гордеев, и она виновато потупилась. – Пойду спрошу у Вадима. Наверное, мы возьмем вас с собой. А как же сын? Ему не поздно без мамы.
– У него есть нянька. Неужели вы думаете, что могла бы бросить моего сынулю одного?!
– Не думаю. Теперь. – И, напевая «лыжи у печки стоят», он вышел из кабинета.
Вечеринка, как говаривал в подобных случаях лучший друг Александр Борисович Турецкий, удалась.
Вадим на удивление вел себя абсолютно пристойно. Даже ни одного не то что сального – двусмысленного анекдота не рассказал, хотя острил без передышки, заставляя Лиду смеяться если и не до упаду, то до икоты. Смеялся и Гордеев, удивляясь, как это накатило на Вадьку. Ну надо же! Неужели хитрый нос этого прохиндея что-то все-таки учуял? Интересно… Он же мог учуять только одно, о чем думал постоянно, – деньги.
Во время застолья ни разу не обмолвились о существе дела. Лидия вела себя так, будто знакома с Гордеевым уж во всяком случае не один день, чем окончательно сбила Райского с толку. Тот время от времени кидал на Гордеева осторожные и удивленные взгляды, покачивал головой: мол, ну и ну, ребята, да у вас, похоже, все на мази? А Лидия, вероятно женской своей интуицией улавливая эту его растерянность, продолжала игру, из которой нельзя было сделать никаких трезвых выводов.
