– Ну что ты там изучаешь? – спросил Размахов у Марины, склонившейся над развернутой, изрядно потертой картой местности.
В машине было полутемно. Несколько часов они ехали с неизменной скоростью, и эта монотонность выводила Размахова из себя. Этак можно было и заснуть за рулем. Марина же не проявляла желания общаться, все время отмалчивалась и даже смотрела как-то в сторону, в окошко, на пролетающий за ним посредственный среднерусский пейзаж.
– Ты свернул не в ту сторону, – сказала нехотя Марина, вздохнув. Она по опыту знала, что спорить или делать Размахову замечания – занятие неблагодарное и бесполезное. Он отличался особым упрямством уверенного в себе, преуспевающего человека, и предостеречь его от ошибок было невозможно; оставалось обреченно наблюдать, когда свершится все самое страшное, а потом ждать, пока он сам же из этой ситуации не найдет выхода, причем на всем протяжении инцидента необходимо было делать вид, что все нормально. Вот и сейчас Марина сложила карту, засунула ее обратно в бардачок и приготовилась изображать, что плутание в темноте по сомнительного качества дорогам, а также подпрыгивание на ухабах и кочках довольно приятное времяпрепровождение, и вообще, все имеет свои положительные стороны. Например, подпрыгивание до потолка приятно веселит и прогоняет дурные мысли, одновременно положительно воздействуя на органы пищеварения. Марина опять пришла в дурное настроение, чувствуя, что жизнь вообще в целом, как феномен, изрядно-таки ей надоела. Довольно бессмысленная штука… Все бы ничего, но постоянно приходится иметь дело с людьми. Это крайне тяжело. Доставляет массу беспокойства, а главное – не устаешь удивляться полному отсутствию мыслительных способностей у двух третей народонаселения. Вот и сейчас Размахов остановил машину, достал убранную Мариной карту и, подозрительно на нее поглядывая, углубился в изучение. Хмыкнув, сложил карту и поехал дальше. Марина обреченно глядела в окно, вцепившись в кресло. Жизнь надо менять, в очередной раз за сегодняшний день подумала она. Партнера надо менять…
Краем глаза Размахов наблюдал за этой красивой, сидящей рядом с ним женщиной. Не понимал он ее. Никогда не понимал. Вот она потянулась к сумочке на заднем сиденье, дорогой сумочке из кожи рептилии, красиво изогнувшись, щелкнула замочком и выпрямилась с сигаретой в одной руке и зажигалкой в другой. Сигареты длинные и тонкие, зажигалка серебряная, в форме боба. Любит хорошие вещи. Шикарно затянулась, приоткрыла окно. Теперь сидит вся окутанная дымом, загадочная, неизвестно про что думающая. И все это – не обращая ни малейшего внимания на Размахова, словно он был ее шофером, а она – возвращающейся домой со светского раута аристократкой.
