Почти месяц Михаил Кривоносов готовил эту встречу. Ему пришлось немало потрудиться, прежде чем все дали согласие: слишком много было у них камней преткновения, чтобы без раздумий и необходимых мер предосторожности идти на встречу с явным противником, соперником, каковым они все его считали.
Еще совсем недавно они не представляли друг для друга серьезной опасности. Сферы влияния на территории Москвы давно были ими поделены, и по неписаным законам бандитского братства никто не вмешивался в дела другого. Все было разделено и четко спланировано.
Трения начались сравнительно недавно. И хотя ни один человек из их группировок пока не погиб, в воздухе чувствовалось нарастание напряженности. Всем было ясно, что стоит кому-либо нарушить шаткое равновесие – и в Москве начнется самая настоящая война группировок, в результате которой в живых не останется никто из присутствующих здесь. Слишком притягателен тот пирог, из-за которого может разразиться это сражение, которое будет выгодно только ментам.
А зачем облегчать жизнь ментам, если можно договориться?
Договориться на самом деле было не только можно, но и крайне необходимо. Перед лицом общей опасности людям свойственно объединяться – именно это Михаил Кривоносов и собирался предложить своим коллегам. Мир хотя бы на время.
Миша Рубинчик неплохо гонял шары, и поэтому Кривоносов выбрал его себе в напарники. Он не любил проигрывать. Ни в чем и никогда.
Впрочем, никто из присутствующих не любил проигрывать. И взаимное соперничество могло быть побеждено только осознанием неотвратимости грозящей им опасности. Они должны предпринять ответные меры. Это было в их силах.
Миша Рубинчик вкатил отличного «свояка» в среднюю лузу и удовлетворенно проговорил:
– Красавец…
Он имел в виду шар, который только что, вильнув, ворвался в лузу.
Кривоносов показал ему два шара, которые стояли прямо напротив угловой лузы. Нужно было ударить просто в лоб, и еще один шар был бы обеспечен.
– Любопытный шар, – подсказал Кривоносов.
Рубинчик поморщился. Он не любил, когда ему подсказывали. Он предпочитал жить своим умом, чтобы никому не быть обязанным. «Не верь, не бойся, не проси».
Но шар был действительно верным, и, почти не целясь, он ударил.
И промазал.
Когда он выпрямился, Кривоносов как бы ненароком повернулся к нему вполоборота, чтобы Миша не заметил разочарования на его лице, которое невольно у него появилось. Михаил Яковлевич был расстроен и не хотел, чтобы на его лице все прочитывали его настроение. Какой он после этого «авторитет»?
