Озлившись, хотел зашвырнуть куриную лапку подальше, но обнаружил, что ладонь пуста. Вот что значит разозлиться. Или твердо стоять на своем — уверенность в правоте передается и другим.
Повеселев, я расправил плечи, посмотрел по сторонам орлом, разве что не закукарекал, но все-таки стащил сапоги, надо меру знать и в варварстве, забрался по лесенке на постель.
Надеюсь, волк и ворон устроились не хуже меня.
* * *
Я падал прямо в Солнце, вздрогнул, открыл глаза и тут же зажмурился, ослепленный: яркий луч бьет прямо в лицо. Закрылся рукой, я в той же спальне, на рукояти меча блещут искры, все так, как и поставил, и все, что случилось ночью, можно тоже счесть сном… если бы не потемневшая лужа на полу вокруг острия моего трехручного. Сам меч чист, умница, кровопускающий, но и кровоотталкивающий, не придется чистить. Да и не заржавеет, наверное.
Через окно видно, как в дворцовом саду над цветами вьются крохотные дракончики. Солнце блестит в слюдяных крылышках, мелкие чудовища сталкиваются в полете, обозленно гоняются друг за другом. Один на моих глазах жадно вцепился в головку цветка, тот даже слегка накренился под тяжестью, а дракончик суетливо принялся собирать длинным язычком сладкие капли с внутренней поверхности лепестков, расталкивал мохнатые тычинки, перемазался пыльцой весь, как шмель, и когда наконец отлепился и взлетел, вокруг него взвилось золотое облачко.
Через другое окно видно, как во дворе перед конюшней моют, чистят и готовят моего рогатого жеребца к дальней дороге. Я отодвинулся, вспомнил, что снилось всю ночь, разозлился, начал ходить взад-вперед по спальне, тут же от напряженных раздумий голова затрещала, как деревья в мороз. Но под черепной коробкой я чувствовал жар, а когда приложил руку ко лбу, с криком отдернул руку. На кончиках пальцев подушечки побелели, вздулись.
Я, конечно, варвар, но я варвар с двумя «высшими», так что слыхивал о неуязвимых героях, даже о бессмертных и неуязвимых больше, чем эти, живущие с ними бок о бок. И хотя всегда о таких говорили именно как о бессмертных и неуязвимых, но потом выяснялось, что у каждого есть нечто уязвимое. Больше всех знают, ессно, про Ахилла, которого в пятку, еще помнят о Бальдуре, которого можно было только стрелой из омелы, почти не знают о таких замечательных героях, как Сослан или Батарадз. У Сослана уязвимыми были колени, а у Батарадза — одна-единственная кишка во всем теле!
Увы, все эти герои погибли. Как и доблестный Зигфрид, у которого на спину в процессе обессмерчивания прилип кленовый листок, и там осталось уязвимое место, так и неустрашимый Исфандиар, бессмертный и непобедимый, пока не встретил Рустама, который попал стрелой в левый глаз, единственное уязвимое место героя…
