Я собрался с силами, мы ж земляне, что значит – народ хитрый, мелкий и злобный на трюки, прервал с самой простодушной харей лица:
– Но вас, как я понял, никто не ждет?
Ван Тузель удивился:
– Ты чего так решил?
– Да кто за вас пойдет с такими рожами?
Ван Тузель обиделся, кивнул Ахмеду:
– Покажи ему фотографию своей любимой, а то не поверит.
Ахмед побледнел, затряс головой:
– Нет.
– Да покажи!
– Не стану, – ответил Ахмед твердо. – Я не такой дурак.
Тузель засмеялся:
– Ты что, в приметы веришь?
– В приметы не верю, – огрызнулся Ахмед, – но еще никто, показавший фотографию своей любимой, не вернулся с задания. Такие вообще не доживают до конца задания! Никто и никогда!
– А Кугель дель Рей? – спросил Тузель коварно.
– Кугель был командиром отряда и единственным исполнителем, – отрезал Ахмед. – Он мог себе это позволить, хотя и он страшно рисковал!.. Но я этого делать не стану.
Тузель засмеялся громче:
– Ахмед, вот уж не думал, что ты такой трус! А кто, как не ты, командир отряда? Кто, как не ты, главный? Единственный исполнитель? К тому же ты – бессмертный и неуязвимый!
Ахмед посмотрел на него исподлобья, заколебался. Тузель смотрел с насмешкой. Смуглое лицо Ахмеда потемнело от прилива крови, а может, покраснел от стыда.
– Хорошо, – ответил он неожиданно, – но покажешь и ты!
Тузель поколебался самое короткое мгновение, в глазах промелькнуло нечто непонятное, но выпрямился и сказал мужественным голосом:
– Да.
– На счет раз… два… три!
Оба рывком расстегнули комбинезоны, дрожащие пальцы дернули молнии на левой стороне груди. Одновременно блеснули глянцевые поверхности фотографий. Оба показывали друг другу, потом повернули лицевыми сторонами в мою сторону.
– Вот, – проговорил Тузель с вызовом. – Моя невеста. Я не боюсь ее показать…
Ахмед прервал:
– А вот моя! Я тоже не боюсь…
– И даже скажешь, – вставил Тузель, – какие у тебя с нею планы на будущее?
Ахмед смертельно побледнел, в глазах страх загнанного в тупик зверя, губы задрожали, однако он выговорил с трудом:
– Мы с нею поженимся… сразу же… как я вернусь с этого задания…
На его лице проступила обреченность. В торжественной тишине заиграл невидимый симфонический оркестр, медленно и печально, даже скорбно, но с понятным наслаждением, я замер, превратившись в слух, где-то выводит мелодию незримый трубач, печально плачут скрипки, высоко-высоко в синем небе красиво исполняют лебеди, последний троллейбус, последний троллейбус…
Раздался выстрел. Ахмед дернулся, прогнулся спиной, словно за шиворот сунули ледышку, взмахнул обеими руками, пытаясь взлететь, но оружия не выпустил. Горящие ненавистью глаза отыскали меня, я видел, как он поворачивает пистолет в мою сторону, но я стою, как дурак, как русский в фильмах и баймах юсовского производства.
