– Чтобы кормить людей, существую я, бог Солнца, – резко заметил Таури. Только Аталай видел, как сапана после этих слов прижал ладонь к сердцу и несколько раз глубоко вздохнул. – Это известно всем!
– Разумеется, господин... Нельзя позволить людям усомниться в этом, – вывернулся жрец.
– Если мы не захотим, никто из посторонних не узнает о нашем госте, – вкрадчиво произнес Уакаран, придя на помощь вздорному коллеге. – Какая разница, убить ли его втайне от всех или втайне же заточить в камере пирамиды? Кроме того, именно от нас зависит, как истолковать его слова, – добавил он.
Многие согласно кивнули, в том числе невидимый для жрецов Таури.
– Ты прав, Уакаран. – Сапана недовольно пошевелил ногами – похоже, вода в чаше остыла. – В самом деле, если речь пришельца никто из людей не понимает, то можно вложить в нее любой нужный нам смысл.
– Осталось ограничить круг тех, кто будет устами посланца богов, – сказал Аталай. Ему не нравилось, что Уакарану удалось завладеть вниманием вождя и заслужить его одобрение, поэтому следовало перехватить инициативу. – Не считая самого сапаны Таури, разумеется. Будет очень странно, если толмачами белокожего станет всё жреческое сословие поголовно.
– Уместно ли называть этого человека посланцем богов? – спросил Уакаран с улыбкой, предназначенной для других жрецов. – Если мы полагаем, что можем толковать его речи по-своему, а он нам на это не возразит... То никакой это не посланец, а обычный человек, пробравшийся в усыпальницу через дыру в стене. Поскольку очевидно, что боги вполне в состоянии снабдить своего посланца языком, понятным для всех людей.
– Так кто же он, по-твоему? – вспылил Аталай. – Кто еще мог возникнуть из воздуха в закрытом помещении?
– А кто сказал, что он не появился там еще до того, как солдат заступил на вахту? И пройти туда он мог еще в неприметной одежде, прошмыгнув мимо охраны! Кто в последний раз проверял, целые ли в усыпальнице стены? Я не говорю сейчас о том, что этот человек может оказаться демоном, посланным для того, чтобы совратить нас с пути служения истинным богам!
Все невольно ахнули, в том числе Таури. Только Аталай сдержался, поскольку главным чувством, снедавшим его сейчас, был гнев.
– Не будем пока рассуждать о таких неприятных вещах, – сказал он жестко. – Всё это не более чем досужие рассуждения. Я согласен, что дело требует более тщательного изучения, но для этого мы должны будем привлечь к нему еще нескольких, пока не посвященных в него людей.
