Сэмка уже не горел. Сдернув покрывало, я подхватил его под мышки и поволок вокруг кровати в сторону окна.
Падающий участок стены вдруг вспыхнул синим пламенем, причем — весь разом, одновременно.
Я еще успел различить, что в коридоре позади него на полусогнутых ногах, с каждым шагом кренясь все сильнее, бредет фигура в черной коже, и головы у нее нет, а потом горящая стена рухнула на аскетку.
Верхняя, сужающаяся часть стены оторвалась. Я повалился спиной назад, укладывая Маркелыча на пол. Вращаясь, весь обвитый космами дыма и синими языками пламени клиновидный кусок стены пронесся параллельно полу, обдав нас волной жара. Грохот совпал с появлением в коридоре Микоэля Неклона. Тут же с другой стороны появился и Красная Шапка, но я уже не смотрел на них — повернувшись, я обнаружил пролом, который возник в противоположной стене спальни.
Я вскочил и поволок мычащего от боли Сэмку.
Но это был не пролом, оказалось, что платяной шкаф, от которого теперь остались обломки, скрывал дверцу в стене и потайной ход. Слыша за спиной визг Красной Шапки, я втащил Маркелыча в проход и, спотыкаясь о дымящиеся обломки шкафа и скользкие ступени, стал подниматься. Лестница заканчивалась длинным помещением с таким низким потолком, что выпрямиться здесь было невозможно.
Сэмка идти не мог. Пригибаясь, разбрасывая ногами какую-то рухлядь, я волок его через помещение. Мы уже забрались на вершину здания, раскат грома прозвучал совсем близко. Я отпустил Маркелыча — он тут же упал — и сдвинул засов на неприметной двери.
Створка распахнулась с трудом, словно ее удерживала тугая пружина. Порыв ветра швырнул в лицо капли дождя. Как только мы очутились снаружи, дверь сама собой с громким скрипом закрылась. Я увидел, что мы покинули бельведер, но местонахождение двери снаружи невозможно разглядеть — на шершавой поверхности стены не было щелей.
Обхватив Сэмку обеими руками, я пошел вперед, с трудом преодолевая встречный ветер. Выступы и надстройки образовали здесь лабиринт. Мы шли минуту или больше, и черное небо над нами то и дело рассекали молнии. Сквозь шум дождя и гром доносились скрип и бряцание.
Лабиринт закончился: пустое обширное пространство впереди, ограниченное каменным бордюром. Я дышал тяжело, сердце колотилось. Когда поудобнее перехватил Маркелыча, его лицо обратилось ко мне — шея и нижняя часть, до носа, были обожжены, но глаза и лоб почти не пострадали. Он пытался что-то сказать, шевеля жирными потрескавшимися губами, но я ничего не понял. Я поволок его дальше, чувствуя, как дрожат руки, а ноги подгибаются. Слишком он был тяжелым.
