Юноши с благодарностию приняли старцево предложение, перестали оказывать разум свой в острых выдумках, прилепилися к познанию истинного блага; и на той площади, где получили от старца в первый раз себе наставление, воздвигли столп, на коем сия надпись была вырезана: что замок для дурака, а печать для умного.
Битому псу только плеть покажи
Сие изречение, может быть, более иносказательно, нежели как видится оно при первом взгляде. Человек, приобыкнувший не довольствоваться наружным письмен смыслом, легко усмотреть может, что битый пес изображает находящегося при вельможе преданного ему искателя, а плеть самого сего строптивого боярина. Едва наморщилось чело, пес уже трепещет; ибо знает он по опытам, что сие есть предзнаменованием великих для него несчастий. Восстает ли внезапу вопль во внутренних чертогах светлейшего господина, пес битый поджимает хвост, сей знак его трусости, покорства и ласки, бежит стремительно и прячется за дверью, дабы втайне внимать, на кого стремится молния и где грянут ужасные громы, куды потекут волны разъяренного сердца. И ежели к счастию приметит, что туча идет мимо его, оправляется, успокоевается и кажется забывшим бедное свое состояние. Но надолго ли? до тех пор, пока какая-нибудь безделица опять не растрогает вельможу; и ежели хотя малое что не понравится, то битому псу только плеть покажи.
В древней Самаркандии воспитание молодых и знатных людей поверяемо было старцам единоплеменным, упражнявшимся в какой-либо части учености и в отправлении дел государственных. Тогда думали, что гибкую молодость не надлежит вверять попечению иноплеменных, не знающих ни истинной пользы, к которой вести должно воспитанника, ниже природных склонностей его предков; превозносящих пред юношем слабости своего народа и неуважающих или, паче, неведущих добродетели нации воспитуемого. Не было там также в обыкновении и своим побродягам препоручать детей своих, а избирали к тому, как выше сказано, старцев почтенных, знанием и честностию украшенных и еще таких, кои вели жизнь холостую; ибо был в Самаркандии род людей, творящих обет сохранять целомудрие до гроба. Сим-то человекам, чуждым всякия домашния заботы, достигшим непорочным житием здравыя старости, вверялось самаркандийское воспитание.
Насанзаду, повелитель трех провинций восточных, имел у себя единородного сына Салема, одаренного свыше быстрым понятием, твердою памятию и телесною красотою, что все по злоупотреблению его сделалось ему пагубным. Когда минуло ему семь лет, время, в которое органы человеческие начинают способными быть ко изъяснению впечатления нерв наших, впечатления, получаемыя ими от внутренния управляющия силы. В сие, говорю, время друг Насанзада представил ему знакомого старца, воспитавшего дщерь его, которая была при старости отцу своему утешением, пестуном и кормилицею, стала, наконец, и любезным товарищем по смерти его супруги.
