— Действительно, — ледяным голосом ответила старшая жена и поклонилась так небрежно, как только позволяли приличия. А Серебряная Снежинка ушла.
Ветер трепал занавески повозки, но Серебряная Снежинка готова была обнять его, как брата. Путешествие — это не только освобождение из слишком тесных, жарких и полных предательств женских помещений; нет, оно само по себе интересно. Серебряная Снежинка не поверила бы, что так легко приспособиться и с таким интересом будет встречать каждый новый день. Ей все труднее становилось скрывать свой интерес и радость от сопровождающих, которые были озабочены тем, чтобы трудности пути не повредили ее хрупкое женское тело и дух.
День за днем местность становилась все более незнакомой; девушка всматривалась в щель занавесей своей повозки, вслушивалась в гортанные, едва понятные голоса крестьян, высокомерные требования и замечания чиновника, а иногда и сборщиков налогов, также путешествовавших согласно императорскому указу. Это сборщики казались чумой местности. Единственное, о чем сожалела Серебряная Снежинка, это что она не может ездить с ними верхом, как привыкла (хоть это и не соответствует приличиям) делать дома.
Дело не в том, что она с трудом выносила многолюдные города и общество хозяек с их постоянными сплетнями и разговорами о дочерях, слугах, наложницах и кухне. Не все были настроены так враждебно, как ее первая хозяйка. Некоторые были по-настоящему добры. Другие ее жалели; и все равно повсюду ее сопровождало перешептывание, гудение и всплескивание рукавами.
— Бедное дитя, какая у нее обветренная кожа.
— Она всего лишь одна из пяти сотен. У нее нет богатства, у нее смуглая кожа. Разве ее заметят? Я ей об этом сказала, а она ответила, что едет ко двору по воле отца.
— На севере с этим строго; там дочери послушны. Но какая у нее мужская походка!
— Пусть возвращается домой. Никто о ней и не вспомнит. Думаю, что в Шаньане ее вообще никто не заметит. Когда я увидела этот город…
— Да ты видела его в десятилетнем возрасте…
— Когда я увидела Шаньань, позволь сказать тебе, младшая сестра…
Серебряная Снежинка научилась искусно притворяться, что ничего не слышит. Никогда раньше она не думала, что слова могут быть острыми, как ножи или клыки. Слова женщин, которых она встречала, и добрых, и недружелюбных, ранили ее глубоко.
Когда теснота и затхлость женских помещений слишком утомляли или ранили ее, она напоминала себе о долге перед домом и о гордости тем, что она, женщина, может послужить возрождению чести и богатства рода.
