Я почти кончил есть.
— Ты хорошо готовишь, — поблагодарил я ее. — Еда превосходная.
— Я хочу есть, — сказала она.
Я тупо смотрел на нее. Она не приготовила еды для себя, и я решил, что она уже поела, или просто не голодна, или приготовит себе еду позже.
— Приготовь себе что-нибудь, — сказал я.
— Не могу, — просто ответила она. — Я могу есть только то, что ты дашь мне.
Я молча обозвал себя дураком.
Неужели я настолько стал горянским воинам, что не обратил внимания на чувства этой девушки? Согласно кодексу моей касты, я должен не думать о ней, считать ее не более чем домашним животным, презренной рабыней, пригодной только для службы и удовольствия.
— Прости, — сказал я.
— Ты хочешь меня наказать?
— Нет.
— Значит, мой хозяин дурак, — сказала девушка и потянулась к остаткам мяса на тарелке.
Я схватил ее за руку.
— Теперь я намерен тебя наказать.
Глаза ее заполнились слезами.
— Хорошо. — Она отвела руку.
Сегодня ночью Вика будет спать голодной.
Хотя судя по часам в крышке одного из шкафов было уже поздно, я решил выйти из комнаты. К несчастью, естественного света в комнате не было, и судить о времени по солнцу, звездам и лунам Гора было невозможно. Мне их не хватало. С самого моего пробуждения лампы-шары продолжали гореть все так же ярко.
Я, как мог, умылся под струей воды из крана.
В одном из шкафов у стены, среди одежды множества разных каст, я нашел и одежду воина. Моя изорвана когтями ларла, поэтому я надел новую.
Вика расстелила соломенный матрац на полу у каменного возвышения для сна. Сидя на матраце, она наблюдала за мной.
В ногах постели толстое рабское кольцо: если хочу, я могу приковать к нему Вику.
Я прицепил к поясу меч.
— Ты хочешь выйти из комнаты? — спросила Вика. Это были ее первые слова после еды.
— Да.
— Но тебе нельзя.
— Почему? — насторожился я.
— Это запрещено, — сказала она.
— Понятно.
И я двинулся к двери.
— Когда ты понадобишься царям-жрецам, за тобой придут, — сказала она.
— А пока ты должен ждать.
— Не собираюсь ждать.
— Но ты должен, — настаивала она, вставая.
Я подошел к ней и положил руки ей на плечи.
— Не надо так бояться царей-жрецов, — сказал я.
Она поняла, что я не отказался от своего решения.
— Если выйдешь, — сказала она, — возвращайся до второго гонга.
— Почему?
— Ради тебя самого, — сказала она, опустив глаза.
— Я не боюсь.
— Тогда ради меня. — По-прежнему она не поднимала глаз.
— Но почему?
Она, казалось, смутилась.
— Я боюсь оставаться одна.
— Но ты была одна много ночей, — заметил я.
