Я протянул руку, чтобы закрыть дверь клетки.
Этот жест, казалось, встряхнул Вику, она вся задрожала от страха, как прекрасное пойманное животное.
— Нет! — закричала она. — Прошу тебя, хозяин!
Она бросилась ко мне в объятия. Я обнял ее и поцеловал, ее влажные и теплые, горячие и соленые от слез губы встретились с моими, потом я оттолкнул ее, и она упала на пол у противоположной стены клетки. Повернулась ко мне лицом, стоя на четвереньках. Отчаянно затрясла головой, как бы не веря своим глазам; глаза были полны слез. Она протянула ко мне руки.
— Нет, Кабот! — сказала она. — Нет!
Я захлопнул дверь клетки.
Повернул ключ и услышал, как щелкнул механизм замка.
Вика из Трева моя пленница.
С криком она вскочила на ноги и бросилась к двери, лицо ее исказилось, она яростно заколотила кулачками.
— Хозяин! Хозяин! — кричала она.
Я повесил ключ на ремне себе на шею.
— Прощай, Вика из Трева!
Она перестала колотить кулаками по стене и смотрела на меня, лицо залито слезами, руки прижаты к пластику.
Потом, к моему удивлению, улыбнулась, вытерла слезы, взмахнула головой, будто убирая волосы с лица, снова улыбнулась этому глупому жесту.
Посмотрела на меня.
— Ты на самом деле уходишь.
Сквозь вентиляционное отверстие в пластике я слышал ее голос. Он звучал обычно.
— Да.
— Я знала, что я твоя рабыня, но до сих пор не знала, что ты мой истинный хозяин. — Она потрясенно смотрела на меня сквозь пластик. — Странное чувство, — сказала она, — знать, что у тебя есть хозяин, что он может сделать с тобой, что захочет, что твои чувства для него ничего не значат, что ты беспомощна и должна делать то, что он говорит, должна повиноваться.
Мне было немного печально слушать, как Вика перечисляет горести женского рабства.
Потом, к моему изумлению, она мне улыбнулась.
— Хорошо принадлежать тебе, Тарл Кабот, — сказала она. — Мне нравится принадлежать тебе.
— Я женщина, а ты мужчина, ты сильней меня, и я твоя, и теперь я это поняла.
Я был удивлен.
Вика опустила голову.
— Каждая женщина в глубине сердца хочет носить цепи мужчины, — сказала она.
Мне это показалось сомнительным.
Вика посмотрела на меня и улыбнулась.
— Конечно, нам при этом хочется выбирать мужчину.
Это мне казалось более похожим на истину.
— Я выбрала бы тебя, Кабот.
— Женщины хотят свободы, — сказал я ей.
— Да, — согласилась она, — и свободы тоже. — Она улыбнулась. — В каждой женщине есть что-то от вольной спутницы и что-то от рабыни.
Мне слова ее показались странными. Может, потому, что я вырос не на Горе, где мысль о подчиненном положении женщины так же привычна и естественна, как приливы сверкающей Тассы или фазы трех лун.
