Хайяли пошевелил гитарой.
– Но ведь библиотеки Тимбукту полны книг об Одогасте, включая, с вашего позволения, нашу бессмертную поэтическую традицию.
– Я еще ничего не сказал про Тимбукту, – подхватил пророк. – Его разграбят мавританские захватчики, ведомые светловолосым евнухом-испанцем. Они скормят книги козам.
Компания взорвалась недоверчивым хохотом. Не обращая на них никакого внимания, пророк продолжал:
– Разгром будет таким полным, таким основательным и всеобъемлющим, что в грядущих веках будут считать, что Западная Африка всегда была страной дикарей.
– Кто на свете посмеет изрыгнуть такую хулу?
– Это будут европейцы, которые поднимутся из своего нынешнего жалкого состояния и вооружатся могучими науками.
– Что будет потом? – спросил, улыбаясь, Багайоко.
– Я могу разглядеть грядущее, – сказал пророк, – но предпочитаю этого не делать. У меня от этого начинает болеть голова.
– Итак, ты предрекаешь, – сказал Манименеш, – что наша достославная метрополия с ее высоко вознесшимися минаретами и вооруженной милицией канет в небытие?
– Как ни печально, такова правда. Но ни вы сами, ни то, что вам дорого, не оставит на Земле никакого следа. Разве что несколько строк в сочинениях чужеземцев.
– И наш город падет перед дикими племенами?
Страдалец ответил:
– Никто из присутствующих не станет свидетелем этой беды. Вы проживете свои жизни год за годом, наслаждаясь роскошью и покоем. Но не потому, что вы заслужили такую милость, а по прихоти слепой судьбы. Со временем эта ночь позабудется. Вы забудете все, что я вам наговорил, точно так же, как весь мир забудет про вас и ваш город. Когда Одогаст падет, этот мальчик Сиди, этот сын рабыни, будет единственным живым свидетелем этого вечернего собрания. Но к тому времени и он забудет Одогаст, любить который у него нет ни малейших оснований. Он станет к тому времени старым богатым купцом в Шань-ани. Этот китайский город так фантастически богат, что мог бы купить десять таких Одогастов. Он будет разграблен и уничтожен гораздо позже.
– Это безумие какое-то, – сказал Ибн-Ватунан.
Багайоко наматывал на свой гибкий палец перемазанную глиной прядь.
– Твой привратник – здоровый парень, друг Манименеш. Что, если, скажем, приказать ему проломить башку этой злобной вороне и выкинуть эту падаль на корм шакалам?
– А вот за это, доктор, я расскажу, как умрешь ты, – сказал Страдалец. – ты будешь убит ганским королевским гвардейцем, когда попытаешься отправить на тот свет коронного принца путем вдувания неуловимого яда в его задний проход через полую тростниковую трубку.
