Не пером, но пулеметом | страница 28



подбиваем последние бабки

и снимаем последние мысли

друг у друга с кончика языка

"Не забудь, всем и каждому куча приветов,

друзьям и домашним,

еще поцелуй за меня стариков,

и, пожалуйста, пройдись за меня

мимо старых тяжелых гуав

в неподвижных одеждах,

мимо гардений, благоухающих перед верандой,

до восхода луны

пройдись - словно я и не выгнан оттуда..."

"Власть имущим не следует знать

что за боль пожирает меня изнутри

как я врос и живу несмотря ни на что

только там,

и пойми, разве нет унижения в том,

что на севере ищешь спасения

от крокодилов?"

"Друг, надейся, - унынье - советчик плохой;

завтра ты уезжаешь,

я уверен,

свобода придет,

как приходят к земле плодоносные соки

от могил лебединых..."

окружат и закружат нас шелесты звезд

мы услышим

пред ночью склоняются купы дерев как под ветром

и собака соседская лает

незримо полощутся влажные флаги в гортани

ночь бесконечная тишь бесконечная речь

о вине философии замыслах женщинах книгах

и спозаранок в холодном

зале как бы устеленном серым пеплом

содрогнусь очнусь

в одиночестве

и побегу

к тростникам по колено ступившим в тину

гладь беспечная слезы в глазах отразит

твой корабль исчезает качаясь в лазури

и смахнув рукавом исступленные слезы с ресниц

небо облако дерево в воду роняю

их волною уносит все дальше и дальше...

но такого давно уже быть не может:

мы теперь не поэты

висит многослойная пыль

в зале над серебристым потоком струящейся к трапам толпы

а в небесах

дымные вымпелы и несмолкающий рев

пламени заключенного в реактивных моторах

мы ничто

нам не о чем говорить

ты хмуришься в предвкушении

утомительно долгого рейса

я подавлен

неизбежностью возвращения

в убеленный сединами город

сердце сединами убеленное

я довольствуюсь пивом, ты лимонадом:

"не забудь, передай приветы всем тем

впрочем, ты знаешь, кому..."

"скоро ли свидимся снова

поди угадай..."

слова глотаются

и переваренные навек выпадают из памяти

объявляют посадку

словно ветра порыв ниоткуда и мимо

ты возвращаешься на родину

она не моя

ты возвращаешься на родину

она больше не моя

* Стихотворение примыкает к книге "Одно лето в раю", где

все главы озаглавлены датами, последняя - 30 марта 1973 г.,

т.е. 12 апреля Брейтенбах уже был в Париже.

КАЗНЬ ГАРРОТОЙ

Сальвадору Пуйгу Античу

Там, в камере, ждут накрахмаленные господа,

черные костюмы, сигаретки на нижних губах,

и у каждого муха на лбу;

в тихой тюрьме в умирании ночи

шаги прозвучат, словно выстрелы в упор.

Выстрелы в ночь, туда, где ни врага, никого;