Не пером, но пулеметом | страница 28
подбиваем последние бабки
и снимаем последние мысли
друг у друга с кончика языка
"Не забудь, всем и каждому куча приветов,
друзьям и домашним,
еще поцелуй за меня стариков,
и, пожалуйста, пройдись за меня
мимо старых тяжелых гуав
в неподвижных одеждах,
мимо гардений, благоухающих перед верандой,
до восхода луны
пройдись - словно я и не выгнан оттуда..."
"Власть имущим не следует знать
что за боль пожирает меня изнутри
как я врос и живу несмотря ни на что
только там,
и пойми, разве нет унижения в том,
что на севере ищешь спасения
от крокодилов?"
"Друг, надейся, - унынье - советчик плохой;
завтра ты уезжаешь,
я уверен,
свобода придет,
как приходят к земле плодоносные соки
от могил лебединых..."
окружат и закружат нас шелесты звезд
мы услышим
пред ночью склоняются купы дерев как под ветром
и собака соседская лает
незримо полощутся влажные флаги в гортани
ночь бесконечная тишь бесконечная речь
о вине философии замыслах женщинах книгах
и спозаранок в холодном
зале как бы устеленном серым пеплом
содрогнусь очнусь
в одиночестве
и побегу
к тростникам по колено ступившим в тину
гладь беспечная слезы в глазах отразит
твой корабль исчезает качаясь в лазури
и смахнув рукавом исступленные слезы с ресниц
небо облако дерево в воду роняю
их волною уносит все дальше и дальше...
но такого давно уже быть не может:
мы теперь не поэты
висит многослойная пыль
в зале над серебристым потоком струящейся к трапам толпы
а в небесах
дымные вымпелы и несмолкающий рев
пламени заключенного в реактивных моторах
мы ничто
нам не о чем говорить
ты хмуришься в предвкушении
утомительно долгого рейса
я подавлен
неизбежностью возвращения
в убеленный сединами город
сердце сединами убеленное
я довольствуюсь пивом, ты лимонадом:
"не забудь, передай приветы всем тем
впрочем, ты знаешь, кому..."
"скоро ли свидимся снова
поди угадай..."
слова глотаются
и переваренные навек выпадают из памяти
объявляют посадку
словно ветра порыв ниоткуда и мимо
ты возвращаешься на родину
она не моя
ты возвращаешься на родину
она больше не моя
* Стихотворение примыкает к книге "Одно лето в раю", где
все главы озаглавлены датами, последняя - 30 марта 1973 г.,
т.е. 12 апреля Брейтенбах уже был в Париже.
КАЗНЬ ГАРРОТОЙ
Сальвадору Пуйгу Античу
Там, в камере, ждут накрахмаленные господа,
черные костюмы, сигаретки на нижних губах,
и у каждого муха на лбу;
в тихой тюрьме в умирании ночи
шаги прозвучат, словно выстрелы в упор.
Выстрелы в ночь, туда, где ни врага, никого;