Нуддо взглянул на ту часть подиума, где Миад Многоречивый, Глава Совета и Первый Козел Отпущения Забадая, только что поднялся из кресла и теперь близоруко озирался в попытке выяснить волю толпы.
– Нет, ты только глянь на этого помпезного старикашку! Мы могли бы весь день здесь проторчать, дожидаясь, пока он с мыслями соберется. Вернее, я бы мог. Хотя и тут светлую сторону можно найти. По крайней мере, ты не услышишь очередную из его бесконечных речей. В жизни всегда надо искать светлые стороны, разве не так? – Нуддо улыбнулся умирающему гладиатору и почесал у себя в подмышке.
– А теперь вот на это взгляни! – продолжил он, когда Миад к радости толпы указал большим пальцем вниз. – Просто безобразие, не иначе. А мне казалось, ты лучшего заслуживал. Да, кстати. Прошу прощения за тот маленький фокус с фальшивой рукой, но, как говаривал мой старый папаша, в любви и на войне все средства хороши. Порядочная он был скотина… Ладно, в следующем мире увидимся.
Протянув руку, Нуддо запрокинул голову умирающему и одним быстрым взмахом меча начисто ее отсек. А затем он поднял отрубленную голову за волосы и с помпой пронес ее по краю арены, снисходительно принимая зрительские овации.
Наверху, на подиуме, Миад Многоречивый с облегчением наблюдал за восторженной реакцией толпы. Вскоре наступит Неделя Возмездия, и он отчаянно нуждался в повышении своего рейтинга. Иначе Миад и все остальные члены Правящего Совета через неделю тоже могли оказаться на арене лицом к лицу с Нуддо.
* * *
Система политического представительства Забадая, одного из четырех великих городов Идуина, составляла предмет зависти большинства других городов. Дело здесь в том, что все избранные представители элементарно привязывались к строгому моральному кодексу. Если политика ловили на лжи, ему отрезали язык. Если его ловили на взятках – отрубали руку. (Одним из следствий всего этого явилось то, что забадайские политики стали образцовыми семьянинами.) А измена предвыборному обещанию считалась преступлением, караемая смертной казнью.
Данная система восходила ко временам Адриана Распущенного, в чье совершенно беспутное правление и был сооружен Калазей. Адриан приказал построить его в подражание Страходрому[1] в Новоляе, надеясь, что регулярные спортивные состязания и всевозможные гонки окажут умиротворяющий эффект на население, которое буквально кипело недовольством. Однако прошло не так много времени, прежде чем испорченные нравы стали брать верх, и атлетические состязания, заодно со скачками на колесницах, заменили гладиаторские бои, схватки с дикими зверьми и публичные казни.
