– Вам нравится наша игрушка?
Я вздрогнул от неожиданности, услышав за спиной голос хозяйки; она незаметно подошла, пока я задумчиво разглядывал трех обезьян.
– Очень… она прекрасна. Это старинная вещица, не правда ли? Она механическая? Фигурки могут двигаться?
– Еще капельку коньяка? За счет заведения.
Хозяйка принесла с собой бутылку «Реми Мартена» и вновь наполнила мой бокал, хотя я еще не допил первую порцию.
– Вещь сделана в начале прошлого века, – продолжала женщина, – в Португалии, точно не знаю, где именно и кем… Музыкальная шкатулка с заводным механизмом. – С золоченого гвоздя, торчавшего из стены, хозяйка сняла ключ, приводивший в действие шкатулку. Он был довольно большой и сделан из железа. Она вставила ключ в щель в основании устройства и три раза повернула.
– Моисей, – обратилась она к пианисту, нареченному библейским именем, – прервись на минуту, чтобы наш гость послушал музыку трех обезьян.
– Как скажете, донья Мария.
И антикварная вещь ненароком оказалась португальского происхождения, и имя женщины тоже звучало похоже. Однако новые части головоломки, дополнявшие картину, меня не насторожили, ибо в тот момент я полностью был поглощен музыкальной шкатулкой – вещица меня заворожила, хотя я не сумел бы объяснить причину.
Я низко наклонился к шкатулке, желая понять, как она работает. Завода пружинного механизма хватало примерно на минуту. Музыканты водили смычками над инструментами, слегка поворачивали головы и подмигивали. Глаза чародея не оживали, его голова не двигалась, он только по очереди поднимал и опускал наперстки: под каждой из позолоченных чашечек лежало по игральной кости с одним и двумя очками соответственно. Я осторожно тронул костяшки, но они оказались накрепко приклеены к скатерти.
Особенно меня заинтересовали лица обезьянок: все три разные, каждое имело индивидуальные черты и собственное характерное выражение.
Ящичек наигрывал банальный мотивчик, мелодию, вполне типичную для музыкальных шкатулок. Но слушая безыскусный перезвон я неведомо отчего ощутил физическое недомогание, меня замутило, как будто я видел, вернее, интуитивно чувствовал близость чего-то невообразимо гадкого.
Я с неприличной поспешностью осушил бокал в два больших глотка. Полутемный зал с его старомодной обстановкой вдруг показался мне неуловимо зловещим; я не желал тут больше задерживаться, не хотел дожидаться новых необъяснимых совпадений, напоминавших о худшем из моего прошлого.
