Я так и сделал. А пот между тем ручьями струился у меня по лицу и щипал глаза.
— Ну и что дальше? — спросил я, глядя на Майка в упор.
— Потолковать с тобой надобно! Не против?
Чудик! Он еще спрашивает... Пока что Майк Фаррелл представляет собой единственный шанс выбраться его жене и мне живыми из передряги, в какую мы угодили, подумал я, а вслух сказал:
— А что мне еще остается? Ты вон с пушкой, а у меня... — Я пожал плечами.
Фаррелл держал меня на мушке все время, пока пятился к распахнутой дверце универсала, пока доставал из бардачка замшевый лоскут и потом, когда протирал руль, приборную доску, рычаг переключения скоростей, рукоятку тормоза, ручку дверцы и пепельницу. Уничтожив отпечатки пальцев, он толкнул бедром дверцу. Проверять, захлопнулась ли она, разумеется, не стал, не торопясь подошел ко мне.
— Поедем на твоем джипе. Садись за руль, — сказал он и вздохнул.
— А как же универсал? — Я вскинул бровь.
— А никак... Пусть здесь постоит. В глаза очень бросается, а мне это ни к чему... Давай, Крейн, поехали! Хочу залечь на дно, — выдал он тираду, для него не свойственную.
Я сел за руль своего джипа. Когда Фаррелл угнездился на сиденье рядом, спросил его с ухмылкой:
— Куда прикажете?
— Двигай пока прямо, я скажу, где повернуть.
Мы спустились в долину, миновали предместье и покатили по направлению к центру города.
Фаррелл положил пистолет на пол, справа от себя, прикрывая ладонью рукоять. Судя по всему, он опасался любопытных глаз. Вдруг пешеходы увидят, что он при оружии? Чудила!.. Всю дорогу он молчал. Пару раз сказал, куда повернуть, и больше ни звука. В общем, у меня было время присмотреться к нему и кое о чем поразмыслить.
Джоанна уверяла, будто он невредный и неопасный. Конечно, паникует, подавлен, но ни дерзкого вызова, ни какого-либо намека на агрессивность она у него не заметила. Может, и не заметила... Скорее всего! Но откуда ей знать, что тюрьма жестоко прогибает человека, и далеко не в лучшую сторону. Мне это хорошо известно, поскольку на своем веку я на таких, как он, насмотрелся. К примеру, слабый духом, попадая в тюремную камеру, просто-напросто старается выжить, и больше ничего. То есть делает все для того, чтобы избежать увечья, так как сокамерники могут изуродовать, могут и ножом пырнуть. После отсидки у такого слабака в активе — характерные признаки паранойи. Тут вам и бредовые идеи, и так называемая «параноидальная внешность», проявляющаяся в чрезмерной бледности кожного покрова и общей заторможенности. А у Фаррелла к тому же налицо достаточно убедительные симптомы вины, пришел я к выводу. До прострации дело пока не дошло, но впечатление такое, будто он только что совершил тяжкое преступление и теперь опасается за свою собственную жизнь.
