Арендатор Кальяс был показан как человек, изнуренный тяжелым трудом, который сильно смущен своим отступничеством (в третьей картине). Он с досадой слушает слова своей жены, которая и глупее его и легче идет на предательство. Только когда арендатор Лопес не хочет понять его (Кальяса) особого положения, он начинает сердиться. Его непонимание идеалистических разглагольствований Иберина (в четвертой картине) вызывает к нему симпатии; его колебания относительно чести дочери имеют веские причины; позднее (в шестой картине), когда он мнит себя обладателем лошадей, он с готовностью вступается за ее честь. И все же он уже здесь, в первой сцене суда, обнаруживает явную неспособность к реалистическому мышлению, что заставляет его предпочесть судебное решение борьбе с оружием в руках. При этом он знает, сколь многим он обязан борьбе Серпа. Это видно, когда он, пьяный, пьет за здоровье Лопеса (в шестой картине). Исполнитель роли арендатора вопреки осуждению, даже презрению, вызванному предательским оппортунизмом Кальяса, - сумел сохранить ему некоторую симпатию зрителя, в которой трудно отказать обманутому арендатору; более достойными презрения все время оставались его угнетатели, и в час окончательного поражения (в седьмой картине) он снова делит участь своего класса; таким образом - хотя он в большей степени, чем классовые враги, способствовал разгрому крестьянского восстания, - и на его долю приходится немного того гнева и отчаяния, которые должна вызвать гибель Серпа.
Вице-король, чья речь и одежда выдают в нем помещика, не без кокетства (в первой картине) позволяет своему советнику считать его человеком неопытным в делах и бескорыстным в экономических вопросах: он предпочитает роль беспристрастного зрителя. После того как он принял решение относительно Иберина во время игры на бильярде (после фразы: "Скажи уж - Иберин" он смахивает с письменного стола оставшиеся газеты и начинает играть на бильярде), он спускается в партер и возвращается оттуда же (в одиннадцатой картине), и он мог бы наблюдать из своего кресла за всем экспериментом Иберина. В таком случае (после восьмой картины) он может произнести из партера небольшой монолог:
"Почти забытый в городе моем,
Подумываю я теперь о возвращенье.
Надеюсь, что оно свершится неприметно.
Победу возглашает колокольный звон.
Ненастье позади, и, знаю: да,
Пора мне сесть за стол, где ждет меня еда,
Не то остынет все. И заверяю вас,
