Мистер Хукер слегка поморщился.
— Знаешь ли, в сущности, я никогда и не был актером. — Он помахал рукой с подчеркнутой небрежностью. — Выступал на сцене только для того, чтобы доставить удовольствие жене. Миссис Хукер не стала бы играть с вульгарными профессионалами, понимаешь? По правде-то говоря, я почти всегда был антрепренером и директором театра. Как только началась война, я махнул на Восток предложить дяде Сэму свою шпагу и опыт войны с индейцами. В Сент-Луисе мне предложили крупный контракт на поставку свинины, вот с тех пор и верчусь. Много раз предлагали чин офицера в действующей армии, да я отказывался.
— Почему же? — невинно спросил Брант.
— Слишком много вокруг вестпойнтовских индюков, — значительно заметил Хукер, — и слишком много развелось шпионов!
— Шпионов? — рассеянно отозвался Брант, мгновенно вспомнив о мисс Фолкнер.
— Да, шпионов, — упрямо и загадочно продолжал Хукер. — Одна половина Вашингтона следит за другой. А женщины, начиная с жены президента, по большей части союзницы конфедератов!
Брант пытливо поглядел на гостя, но тут же сообразил, что это обычная болтовня Джима Хукера, которой нельзя придавать значения. Он опять улыбнулся и спросил уже мягче:
— А как поживает миссис Хукер?
Мистер Хукер устремил глаза в потолок, встал и сделал вид, что смотрит в окно; потом опять сел у стола, словно перед воображаемой публикой, и, играя перчаткой, как делают на сцене, когда изображают беспечность и хладнокровие, изрек:
— Таковой больше не имеется!
— Боже мой! — воскликнул Брант с искренним волнением. — Прошу прощения. Право же, я…
— Мы развелись, — продолжал Хукер, переменив позу и тяжело опираясь на саблю; глаза его были по-прежнему устремлены на воображаемую публику. — Наблюдалось, понимаешь ли, несходство характеров, и… — он слегка подбросил перчатку, — …мы расстались! Ха-ха!
Он засмеялся негромким, горьким, презрительным смехом, однако Брант почувствовал, что до сих пор Хукер относился к этому с полнейшим равнодушием.
— А мне казалось, что у вас такие хорошие отношения! — нерешительно пробормотал Кларенс.
— Казалось! — с горечью повторил Хукер, насмешливо озирая некий воображаемый второй ряд кресел в партере. — Да, казалось! Были у нас и другие разногласия, социальные и политические. Ты должен меня понять, ведь и ты тоже страдал. — И он порывисто пожал Бранту руку. — Но мы, — продолжал он высокомерно, снова играя перчаткой, — мы ведь светские люди, мы этим пренебрегаем, и баста.
