— Молчите!
Это слово вырвалось одновременно и у Кларенса и у капитана Пинкни. Они стояли, меряя друг друга взглядами. Кларенс был бледен, Пинкни побагровел, миссис Брант, очевидно, не уяснив себе значения их совместного призыва, обратилась к судье Бисуингеру, задыхаясь от бешенства и обиды.
— Приберегите ваше милосердие для вашего собрата-шпиона! — крикнула она, презрительным жестом указывая на мужа. — Я отправляюсь с этими джентльменами.
— Вы не уйдете, — сказал Кларенс, — пока я не поговорю с вами наедине. — И он крепко сжал ее руку.
Начальник полиции и арестованные медленно потянулись друг за другом со двора, заговорщики вежливо раскланивались с миссис Брант и в презрительном молчании отворачивались от судьи Бисуингера. Он проводил их до ворот и остановился. Потом, повернувшись к миссис Брант, которая все еще пыталась вырвать руку, сказал:
— Если у меня и были угрызения совести, когда я обманул вас, принимая ваше приглашение, они исчезли, как только я вошел в этот дом. И я надеюсь, — добавил он строго, обращаясь к Кларенсу, — что теперь хозяином остаетесь вы.
Он ушел, и Кларенс запер за ним ворота. В ответ на гневный жест жены он тихо сказал:
— Я не собираюсь ограничивать вашу свободу после того, как наш разговор закончится, но до тех пор я попрошу вас не прерывать меня.
Сохраняя презрительное выражение лица, она вновь опустилась на стул, с насмешливым смирением сложив руки на коленях и глядя на свои длинные, стройные, изящные ножки. В этой позе было что-то от ее прежнего обаяния, и это задело Кларенса за живое.
— Мне нечего сказать о том, что сейчас произошло в этом доме, разве только, что, пока я остаюсь в нем, хотя бы формально, хозяином, это не повторится. Я не стану более пытаться влиять на ваши политические взгляды, но не позволю вам проявлять их так, чтобы можно было заподозрить, что это делается с моего одобрения. А вообще я не стесняю вашу свободу — вы можете присоединиться к вашим политическим единомышленникам, когда захотите, и на вашу собственную ответственность, Но прежде я должен узнать от вас: здесь только политические симпатии или есть и кое-что другое?
Пока он говорил, она бледнела и краснела, сохраняя неизменной свою презрительную позу, только при последних словах на ее лице выразилось искреннее, хоть и смутное, недоумение.
— Я вас не понимаю, — вымолвила она, поднимая на него холодно-вопросительный взгляд. — Что вы хотите этим сказать?
— Что я хочу сказать? А что хотел сказать судья Бисуингер, когда назвал капитана Пинкни двойным предателем? — бросил он резко.
