– Сицилиец Сантини мог творить чудеса, если не был в запое.
Француз, казалось, обиделся.
– Вы прекрасно знаете, что Сантини жонглировал лишь шестью шарами и стал алкоголиком именно потому, что ему так и не удалось выйти, как он говорил, «из железного круга».
Спутник согласился с ним.
– Это так, – сказал он. – Но не следует забывать, в каком положении он это делал. Я видел его в Буэнос-Айресе за месяц до того, как с ним случилась нервная депрессия. Не могу сказать, чтобы ему удалось выйти за пределы человеческих возможностей, но все же… Это было пределом того, на что способен человек. Он стоял на бутылке из-под шампанского, поставленной на мяч, на лодыжке другой ноги, согнутой сзади, беспрерывно вращались пять колец, на голове стояла еще одна бутылка, а на ней – три поставленных друг на друга теннисных мяча; на носу – трость, рукоятка которой увенчана стоящей на ней шляпой-цилиндром; вот в таком положении он и жонглировал своими шестью тарами. Еще раз повторяю: ему не удалось вылезти из человеческой шкуры, но все же это была незабываемая картина того, на что способен человеческий гений. Это был необыкновенный, воскрешающий глубокую веру в человеческие силы номер, ибо он доказывал, что невозможного нет, что можно надеяться на все что угодно. Действительно, он стал пить как свинья; но не надо забывать о том, что его жена сбежала с любовником. Ей надоело все это. Он простаивал на своей бутылке по десять-одиннадцать часов в день. Ну и, вы же понимаете…
– А по-моему, – с типично южным пафосом заговорил француз, – вся эта история с бутылками, продуманный выбор вроде бы совершенно невозможного положения – не более чем увертки. И служат они единственной цели – отвлечь внимание от того факта, что Сантини никогда не мог жонглировать более чем шестью шарами. Я хочу сказать, что он создал свой номер, собрав воедино различные трюки, каждый из которых сам по себе не представляет особой сложности, дабы создать общее впечатление достижения и реализации невозможного.
Не хочу подвергать критике глубокоуважаемого коллегу, но считаю, что Сантини был всего лишь плутом; за его причудливым стилем скрывалось отсутствие подлинного и глубокого дарования. Он пускал пыль в глаза публике, занимаясь украшательством, его искусство было не более чем способом избежать настоящей конфронтации. Да, я, со своей стороны, исполняю номер безо всяких аксессуаров, не прибегая к помощи каких-то там бутылок, только – только вот ведь какая штука: я жонглирую двенадцатью шарами. Есть в мире другой человек, способный на такое? Хотелось бы мне с ним познакомиться. Это – классическое искусство, самый чистый и строгий стиль исполнения, безо всякого трюкачества и итальянских прикрас, которые, по сути своей, не что иное, как средство облегчить задачу, служащее одновременно для отвода глаз публики от истинных трудностей. Это дешевый способ вызвать аплодисменты, нисколько не приблизившись к подлинному величию. Я – сторонник классического искусства, французских традиций XVIII века. Чистота стиля, прямая конфронтация с «железным кругом» – вот что важно. Бой должен быть настоящим, иначе о победе и речи быть не может.
