Они то брыкались, то припадали к земле, вдруг начинали упираться и пятиться назад, а потом рванули вперед, видимо, решив убежать. Но расклад был явно не в их пользу. Кони были привязаны спереди и сзади, а также заперты оглоблями с обеих сторон, так что когда они решили понести, я просто опустил шипы в землю, и лишь вспахав таким образом около акра земли, зловредные животные все-таки были вынуждены признать свое поражение.
Мне тоже пришлось несладко. Честно говоря, я был несколько обескуражен. Мне всегда казалось, что за годы, проведенные в седле кожа моя должна была бы загрубеть и приобрести должную прочность, но я жестоко ошибался. Железное сидение, поставленное на тряское, подпрыгивающее на ухабах, дребезжащее колесо смогло обнаружить на моем теле множество новых крайне чувствительных мест, о существовании которых я прежде никогда даже не подозревал.
В конце концов мустангам это все надоело, и тогда я смог наконец приступить к работе, состоявшей в том, чтобы подобрать столько копен, сколько поместится на повозке и сгрузить их прямо возле пресса. Мустанги вполне могли бы и самостоятельно справиться с разгрузкой, ведь для этого им нужно было лишь немного сдать назад, однако эта нехитрая операция оказалась выше их понимания, и они продолжали упираться и артачиться. Питу Брэмблу пришлось даже вынуть спички и спалить им волоски на нижней губе, прежде, чем до них дошло, что передвигаться можно в двух направлениях, в том числе и назад.
Работа была тяжелой и нудной. Я едва не вывихнул себе обе руки, заставляя пятиться пару норовистых кляч, попавших ко мне в упряжку; я отчаянно чертыхался, пытаясь хоть как-то править этим дурацким и вихляющим из стороны в стороны изобретением, высоко подпрыгивая при этом на жестком сидении, словно резиновый мячик; мне начало казаться, что мое сердце и желудок поменялись местами, а печень и легкие просто слились воедино, так что к полудню я уже был готов все бросить и уйти.
Я отправился к боссу, намереваясь поделиться с ним своими соображениями, и тогда же мне на глаза впервые попался тот мальчишка.
Мне нужно немного дух перевести, прежде, чем начинать рассказ о нем.
Я бы сказал, что ему было лет пятнадцать, не больше, однако выглядел он довольно рослым для своего возраста. У него были крепкие, покатые плечи — типа тех, что порой можно увидеть у хорошо сложенного мула — но шея его лишь только-только начинала становиться бычьей, челюсть бульдожей, а взгляд порочным. Лицо его было усеяно яркими веснушками.
