Джейсон поймал мой взгляд, но ни один из нас не решался даже пожать плечами. Вряд ли мы понимали, что именно сейчас происходит, но почти наверняка дело шло к чему-то для нас неприятному.
Мюзетт обошла, покачиваясь, Жан-Клода, остановилась поближе к Ашеру.
— Так вы с Жан-Клодом снова счастливая пара или — она бросила взгляд на меня, — счастливый menage a trois? И потому ты не вернулся? — Она прошла вплотную к Ашеру и Жан-Клоду, заставив их попятиться, чтобы встать передо мной. — Как может прикосновение такой, как эта, сравниться с величественностью нашей госпожи?
Наверное, она подразумевала, что я в постели не так хороша, как Белль Морт, но я не была в этом до конца уверена, да и не очень интересовалась. Пусть оскорбляет меня как хочет. Это куда менее болезненно, чем многое из того, что в ее силах.
— Белль Морт тошнило при взгляде на меня, — произнес наконец Ашер, — она избегала меня во всем. — Он показал на картину, которую все еще держал Анхелито. — Вот каким она меня видит. И всегда будет видеть.
Мюзетт прошествовала обратно к Ашеру.
— Быть последним при ее дворе лучше, чем быть правителем вне его.
Я не смогла удержаться:
— Ты хочешь сказать, что лучше служить на Небесах, чем править в Аду?
Она кивнула с улыбкой, явно не заметив литературной ассоциации.
— Oui, precisement. Наша госпожа — солнце, луна и все на свете. Быть отсеченным от нее — только это и есть истинная смерть.
Лицо Мюзетт пылало религиозным экстазом, внутренней уверенностью, которая бывает лишь у бродячих проповедников и телевизионных евангелистов. Да, она истинно верила.
Я не видела лица Дамиана, но могла поспорить, что оно так же пусто, как у двух других вампиров. Джейсон смотрел на Мюзетт так, будто у нее отросла вторая голова — и очень уродливая, шипастая. Она была зелоткой, а зелоты никогда не бывают полностью в своем уме.
Когда она повернулась к Ашеру, то же сияние еще играло на ее лице.
— Наша госпожа не понимает, почему ты покинул ее, Ашер.
А я понимала. И все в этой комнате понимали, кроме, быть может, Анхелито и девочки, все еще стоящей у дивана там, где поставила ее Мюзетт.
— Посмотри на эту картину, Мюзетт, где я изображен в виде Вулкана. Посмотри, каким видит меня наша госпожа.
Мюзетт не стала оглядываться. Она только пожала плечами по-галльски — жест, который может значить все и ничего.
— Анита меня видит не таким, — закончил он.
— Жан-Клод не может, глядя на тебя, не вспоминать, что утрачено, — сказала Мюзетт.
