Ашер нахмурился, и к его лицу это очень не шло. Хмурый ангел.
— Это меня до сих пор поражает, хоть я и знал. Но она дарует тебе свои чары, а я теперь не узнаю их никогда.
Все это было для меня слишком быстро.
— Жан-Клод понимает правила, и мы оба живем по ним. Правда, именно сейчас я готова была эти правила изменить, но Ашеру было об этом знать не обязательно.
Он покачал головой, рассыпав пену волос по плечам.
— Даже если бы я понимал правила, Анита, я не смог бы им подчиняться.
Тут нахмурилась я:
— Почему?
— Анита, мы не люди, как бы хорошо некоторые из нас ни притворялись. Но в нас не все плохо. Ты вошла в наш мир, но отказываешься от лучшей его части, видя только худшую. А самое ужасное — что ты отказываешь Жан-Клоду в том, что лучше всего в его мире.
— Что это значит?
— Он хранит тебе верность, но он не получает полного наслаждения ни от тебя, ни от кого-либо другого. — Ашер сделал жест, которого я не поняла. — Я вижу это выражение у тебя на лице, Анита, чисто американское выражение. Секс — это не просто сношение, даже не просто оргазм, и для нас это особенно верно.
— Почему? Потому что вы французы?
Он посмотрел на меня так серьезно, что моя попытка обратить все в шутку осталась не осуществленной.
— Мы вампиры, Анита. Более того, мы — мастера вампиров линии Белль Морт. Мы можем дать тебе такое наслаждение, какого не даст никто другой, и мы можем испытать такое наслаждение, которое недоступно никому. Согласившись себя ограничить, Жан-Клод отказал себе в огромной доле того, что делает мир терпимым и даже приятным.
Я посмотрела на Жан-Клода:
— И много ли ты придерживал?
Он не смотрел мне в глаза.
— Жан-Клод!
— Я не могу превратить свой укус в истинное наслаждение, как может Ашер. Я не могу подчинить себе твой разум полностью, как он.
— Я спрашивала не об этом.
Он вздохнул.
— Есть вещи, которые я умею и которых ты не видела. Я старался следовать твоим желаниям во всем.
— Ну а я этого делать не буду, — заявил Ашер. Мы оба повернулись к нему. — Анита всегда найдет причину, по которой не сможет открыто принять нас обоих. Она даже не позволяет своему единственному вампиру быть истинным вампиром. Как же она выдержала бы полное прикосновение двоих?
— Ашер! — начала я, но не знала, что сказать дальше. Знала я только, что у меня болит в груди и трудно дышать.
— Нет, ты всегда найдешь в своих мужчинах что-то недостаточно хорошее, недостаточно чистое. Ты приходишь к нам из нужды, даже из любви, но этого никогда не достаточно. И ты никогда не позволишь нам быть достаточными даже для себя. — Он снова покачал головой, и вспышка золотистой радуги заиграла под светом. — У меня слишком хрупкое сердце для таких игр, Анита. Я тебя люблю, но я не могу так жить, не говоря уже о том, чтобы так любить.
