– Вы не один год изображали туристов. Вы восхищались тем, что открыли другие, что они построили, как они жили. Это поведение туриста, а не первооткрывателя, Сиринкс. «Энон» никогда не залетал в систему, не нанесенную на карту. Твоя нога ни разу не ступала на планету первой. Ты всегда действовала наверняка, Сиринкс. И даже это тебя не спасло.
– От чего?
– От неизвестности.
Она присела в плетеное кресло.
– Вы так обо мне думаете?
– Да. Не надо стыдиться, Сиринкс, – у всех нас есть слабости. Свои я знаю, и их больше, чем ты была бы готова поверить.
– Как скажете.
– Ты, как всегда, упряма. Я еще не решил, слабость это или сила.
– Зависит от обстоятельств, наверное,– она выдавила лукавую улыбку.
Старик согласно кивнул.
– Как скажешь. В этих обстоятельствах, соответственно, следует считать твое упрямство слабостью.
– Вам кажется, что я должна была отдать им и себя, и «Энон»?
– Нет, конечно. И мы встретились, чтобы определить будущее, а не переигрывать прошлое.
– Так вы считаете, что мой предполагаемый страх остается проблемой?
– Он сдерживает тебя, а это плохо. Твой разум не должны сдерживать преграды, даже поставленные себе самой. Я бы предпочел, чтобы вы с «Эноном» смотрели в будущее с уверенностью.
– Как так? Я-то думала, что уже почти исцелилась. Вместе с психотерапевтами я пережила заново все пытки и несчастья, мы разобрали при помощи логики все черные призраки прошлого. А теперь вы утверждаете, что в моей психике таится глубоко укоренившийся порок. Если я не готова сейчас, то уже никогда не буду готова!
– К чему?
– Не знаю. Делать свое дело, наверное. Защитить эденизм от одержимых – все, что сейчас делают другие космоястребы. Я знаю, «Энон» хочет помогать им.
– Сейчас ты была бы не лучшим капитаном, если бы тебе пришлось принять в этой борьбе активную роль. Страх неизвестности всегда будет удерживать твою руку.
– Об одержимых я знаю все, уж поверьте.
– Да? Тогда что ты станешь делать, присоединившись к ним?
– Присоединиться? Никогда!
– Ты собираешься избежать смерти? Было бы интересно выслушать твои соображения на сей счет.
– Ох.– Щеки ее покраснели.
– Смерть – это величайшая неизвестность. И теперь, когда мы знаем о ней больше, мера нашего незнания лишь увеличилась.
– Как? Как она может увеличиться, когда мы узнаем больше?
– Латон называл смерть великим путешествием. Что он хотел сказать? Киинты утверждают, что столкнулись с этим знанием и примирились с ним. Как? Они не могут понимать реальность намного глубже, чем это делаем мы. Эденисты переносят свои воспоминания в нейронные слои по смерти тела. Переходит ли вместе с ними и душа? Разве тебя не тревожат эти вопросы? Меня пугает, что для нашего бытия такую важность приобрели вдруг столь абстрактные, философские вопросы.
