Никакого разумного смысла в подобных рассуждениях не было, но Себастьян без труда убедил себя, что следует инстинкту, а инстинкт, как известно, слеп, и поэтому ему позволено пренебрегать разумом.
Как-то раз он сидел у себя в кабинете на первом этаже и просматривал почту, дожидаясь прихода своей новой экономки. Она всегда возвещала о себе характерным стуком, и он бессознательно прислушивался: когда же раздастся негромкое «тук… тут-тук»? Однако назначенное время миновало, и через несколько минут Себастьян решил, что больше ждать не будет, а пойдет и разыщет ее сам.
Сначала он отправился в ее комнату. День выдался дождливый; скупой серый свет падал через открытую дверь на каменные плиты коридора, выхватывая из темноты вытоптанные до основы «залысины» на узкой ковровой дорожке, проложенной посредине. Помедлив не более секунды, Себастьян вошел без стука. Кабинет был пуст, но он услыхал какие-то приглушенные звуки из спальни. Конечно, это невоспитанно — врываться в дамскую опочивальню без стука и без приглашения. Стараясь как можно тише ступать по вытертому ковру, он двинулся к двери в спальню.
Она как раз собиралась выйти: они едва не столкнулись в дверях. От неожиданности она вздрогнула и отпрянула. В одной руке у нее был белый чепчик, в другой — гроссбух, прижатый к груди.
— Извините за опоздание, милорд, я как раз собиралась к вам. В кухне случилась неприятность; ничего серьезного, но Клара обожгла руку. Ожог неглубокий, но я задержалась, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и помогла Сьюзен наложить повязку с мазью…
Она вдруг запнулась и покраснела, стараясь преодолеть смущение. Удивительное дело: чем больше она волновалась, тем спокойнее становился он сам. Так было всегда.
— Вам не о чем тревожиться, миссис Уэйд, — насмешливо протянул Себастьян. — Опоздание на нашу утреннюю встречу не является достаточным основанием для увольнения.
Она в замешательстве опустила взгляд. В этот день на ней было коричневое платье. Должно быть, она надевает их по очереди, сообразил Себастьян: черное, коричневое, черное, коричневое. Лиф скромно обрисовывал ее грудь и застегивался у талии двумя простыми удобными бантами. Очень целомудренное платье. И в то же время очень практичное. Так легко расстегивается. Стоит только дернуть сразу за оба бантика, и она окажется в одном корсете и будет стоять перед ним растерянная, с пылающими щеками и широко раскрытыми глазами, прижимая руки к груди. До чего же заманчивая картина!
