Арестованного сбросили с верхней койки и сорвали пижаму. Голым его поволокли в одну из комнат, где казалось крикам и ударам не будет конца /... / На Гёсса набросили одеяло и потащили к машине Кларка, где сержант влил ему в горло глоток виски. Гёсс попытался заснуть. Своей тростью Кларк поднимал ему веки и приказывал по-немецки: «Ты, свинья, не закрывай свои свиные глаза!» /.../ Так продолжалось три дня, пока Гёсс не дал связные показания."
Вряд ли можно сомневаться в том, что признание Франца Цирайса, коменданта Маутхаузена, сделанные 10 месяцами ранее, относительно 1-1,5 млн. убитых газом в замке Гартхайм были добыты тем же способом, что и признание Гёсса о 2,5 млн. жертв Освенцима. О признании Цирайса уже давно никто не вспоминает, тогда как признание Гёсса стало главным доказательством холокоста и фигурирует почти во всех исторических сочинениях.
Уже полвека немецкому народу предъявляется страшное обвинение, что он осудил на смерть всех евреев от новорожденных детей до столетних прабабушек, оказавшихся в его руках, и истребил их посредством хладнокровно продуманного, поставленного на поток массового уничтожения. В основе этого Обвинения лежит признание, выбитое пытками.
И оно сформировало наше представление об истории. Автор данной книги впервые услышал о газовых камерах в 1958 или 1959 годах в возрасте 6-7 лет и верил в них до вечера 29 апреля 1991 года, когда прочел статью «Правды» от 2 февраля 1944 года об освобождении Освенцима и осознал, что в течении 32-33 лет ему изо дня в день лгали.
Пытавшие допустили правда несколько досадных ошибок. Они выдумали лагерь уничтожения «Волзек», о котором позже нигде не сообщалось, и заставили Гёсса признать, что он уже в июне 1942 года побывал в лагерях уничтожения Треблинка и Белзек, хотя Треблинка возникла в июле, а Белзец – в марте 1942 года [193].
После показаний в Нюрнберге Гёсса привезли в Польшу, где над ним поработала группа экспертов-евреев под руководством Яна Сема. Затем в краковской тюрьме он написал свои записки об истреблении евреев в Освенциме. Мы никогда не узнаем, порождены ли мерзости, сообщаемые Гёссом о себе в рассказе о процессе газации и кремации, больной фантазией его тюремщиков, или он сознательно приводил технические несуразности, которые никто не замечал, пока в 1970-е годы их не заметил Фориссон.
Потом польские коммунисты создали на территории лагеря музей ужасов. Но получилось так, как вообще бывает при одноразовых сооружениях коммунистов: «газовые камеры», которые никогда и нигде не смогут работать; «рвы для сжигания», глубиной всего 60 см, постоянно заполненные водой; груды «женских волос», все одинаково светлого цвета и явно изготовленные из конопли или льна; горы обуви «умерщвленных узников». Как сообщает Эрнст Гаусс, зимой, когда посетителей в музее немного и экспозиция подновляется, можно увидеть, что в в витрине лежит всего один ряд обуви, и содрогнувшийся от ужаса турист разглядывает лишь декорацию горы обуви [194].
