Уже через секунду она поняла, что ошиблась. Рафаэль сгреб ее в охапку и уложил на постель. Далеко зашвырнув полотенце, он буквально пригвоздил ее к кровати.
— Твоя рубашка может оттолкнуть девять из десяти мужчин, — пробормотал он. — Но для меня ты все еще в том малюсеньком полотенчике.
Сарой овладело негодование. Рафаэль играл нечестно. Она не могла противостоять его силе.
— А что, держать меня вот так на кровати — одна из интересных сторон того, что ты называешь цивилизованным браком?
— Сара, — пожурил он, — надеюсь, ты не ждешь от меня цивилизованности все двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю? Ты же сама сказала, что ты женщина разумная.
— Мои представления о взаимоотношениях между людьми несколько отличны от твоих, Рафаэль.
— Однако такие взаимоотношения между нами все же существуют, — лицемерно заявил он.
— Ты что, по-английски не понимаешь? У меня нет настроения повторять то, что случилось в Лондоне! — резко сказала она.
— Сегодня… — большой палец его руки заскользил по внутренней стороне ее запястья, едва дотрагиваясь до кожи, которая вдруг стала чрезвычайно чувствительной, — мы будем любить друг друга, а вовсе не повторять что бы то ни было, а завтра я буду рисовать.
— Р… рисовать? — Сара была ошарашена.
Черноволосая голова опустилась к ней, и он жадно припал губами к тому месту на ее запястье, где под его большим пальцем бешено колотилась ниточка пульса.
— Ты не даешь мне сосредоточиться, — пробормотал он.
По ногам ее вдруг пробежала волна пробуждающегося желания, и ей пришлось напрячь все силы, чтобы сохранить видимость холодности.
— Если бы у меня под рукой было что-нибудь тяжелое, то о сосредоточенности ты бы думал в самую последнюю очередь.
— Мне нравится, когда ты со мной споришь. — На глаза цвета дикого меда набежала тень, и она вся закипела. — Но только не сегодня.
Она больше не владела собой и, сама не заметив как, обвила руками его крепкое тело, от которого так и веяло мужской силой. Самообладание покинуло ее, уступив место все растущему возбуждению. Ноздри расширились, трепеща от знакомого дурманящего запаха, а по телу побежала теплая волна.
— Нет.
— De acuerdo (Согласен, хорошо (исп.) — прошептал он, предпочитай понимать ее наоборот.
Ошеломленная, она не сводила с него глаз, забыв о голосе рассудка, шептавшего что-то где-то очень далеко, словно за толстой запертой дверью. Неужели все это происходит с ней? Он едва до нее дотрагивается, а грудь ее вздымается и она вся пылает. Он поднес ее руку к губам и кончиком языка очень медленно нарисовал цветочек на ее ладони. Ощущение было совершенно неповторимое, и в глубине ее зародился стон. Едва дотрагиваясь губами до ее рта, он скользнул языком сквозь ее полураскрытые губы, и это было слаще, чем мед, пьянее, чем вино; это было так маняще, что ее хрупкое тело, вытянувшись во всю длину, рванулось вверх, приглашая на себя его тяжесть.
