— Да, кстати, не вздумай пугать медсестер до полусмерти, когда заявишься в следующий раз. Если ты не придумаешь ничего лучшего, как демонстрировать, какой ты крутой, я пошлю тебя мыть ночные горшки.
Не переставая распекать его, она наблюдала за ним: он натянул на себя рваную, запятнанную кровью футболку, перевесил через плечо кожаную куртку и развязной походкой зашагал к двери. Он был уже на полпути, когда Клер остановила его: «Одну минуту».
Взгляд его холодных глаз обратился к ней.
— У тебя есть деньги на такси, чтобы доехать до дома? — небрежно спросила Клер.
В первый раз Клер увидела странное, почти человеческое выражение на его лице. У другого человека она назвала бы это улыбкой. Он отрицательно покачал головой.
— Я до сих пор никого не встречал, кто говорил бы со мной, как мать, — холодно произнес он. — Пожалуй, за исключением вас.
Вращающейся дверью кабинета «Скорой помощи» нельзя было хлопнуть, но, когда он выходил, она закрылась со свистом. Клер сдула со щеки упавшую прядь своих темных, как эбеновое дерево, волос. Ее прическа в стиле каре всегда послушно лежала, но этот февральский вечер в пятницу буквально вымотал ее. Пожар. Побитая мужем женщина. И еще Маковский.
Все это, конечно, было в порядке вещей в ее работе, особенно в выходные дни. Клер всегда оказывалась на высоте в самые трудные моменты, но такие, как Маковский, заставляли ее сердце сжиматься. Она могла залатать его раны, но не могла ему помочь.
Кудрявая голова блондинки в шапочке медсестры выглянула из-за двери. На пять дюймов выше Клер, Джэнис напоминала чем-то стареющего массовика-затейника с вечной жвачкой во рту. Но внешность часто обманывает, и обе женщины хорошо знали, как прекрасно они, медсестра и врач, работают вместе.
— Он ушел?
— Да, ушел, — подтвердила Клер. Джэнис вошла, быстро сняла помятую бумажную простыню со смотрового стола и покрыла его новой.
— Не представляю, как ты справляешься с этим парнем. Он меня напутал до смерти. Для него проще убить тебя, чем посмотреть на тебя. Ты не заметила этого?
— Единственно, кому он вредит, так это себе, — решительно отреагировала Клер. — Ты разве не понимаешь?
Джэнис покачала головой с явным скептицизмом:
— Что касается меня, мне все равно, как он себя ведет. Но как ты можешь оставаться невозмутимой с такими пациентами?
— Что значит «оставаться невозмутимой»? Джэнис саркастически посмотрела на нее:
— Да ничего. Ты не поймешь. Ты единственная среди работающих на нашем этаже, кому безразлично, что уже почти полночь, и я сомневаюсь, что ты хоть как-то отреагируешь, если объявят третью мировую войну. Ну да ладно, ты хоть заметила, что у него был нож?
