– Оникс?
– Вот-вот, оникс. Две живописные жилки, и так слегка подрагивают. Очень похож на спящую кобру.
Подруги громко хихикают, потом Джулиет вспоминает про Оливера и шипит, приставив палец к губам.
Подруги хохочут еще громче.
– Не забывай, что рядом стоит Генри. Внимательно смотрит за моей реакцией. Я не подаю вида. Подхожу к парню, налаживаю капельницу. Он говорит: “Вы чего это? Эту штуковину присоединяют ко всяким старикам, которые сами не могут есть. А у меня зубов полон рот. Хотите, доктор, я вас съем? Кстати, как вас зовут? Меня зовут Ричард”. У него совершенно потрясающие белоснежные зубы, и вообще он так хорош собой, что я просто таю. “Я должна это сделать, Ричард”, – говорю я. “Пусть это сделает доктор”, – требует он. “Я и есть доктор”. Он вздыхает: “Вы доктор? О Господи, значит, я покойник”. Я обрабатываю рану, а он спрашивает: “Ну и что вы про все это думаете?” Я говорю: “По-моему, Ричард, ты попал в скверную историю”. Он говорит: “Это еще что. Вот когда я доберусь до сукина сына, который сделал во мне дырку, история будет действительно скверной. Вам привезут его сюда в мешке, высыпят на пол, и вы никогда его уже не соберете”. Но я, сама понимаешь, его не слушаю, потому что занята обработкой раны. Мне начинает казаться, что у него там гематома, внутреннее кровоизлияние. Я начинаю щупать ему бедро, чтобы проверить мышечную реакцию. А должна тебе сказать, подружка Энни, что мускулы у этого парня как каменные. Для сравнения я начинаю щупать второе бедро. Он смотрит на меня и говорит: “Знаете, док, мне это начинает нравиться”.
А я и сама вижу, что ему это нравится. Потому что его штуковина вдруг начинает расти.
– Не может быть! – шепчет Энни.
– Честное слово! Представляешь, такая черная кобра, делающая стойку и раздувающая капюшон.
Подруги киснут от смеха.
– И вот мы все смотрим друг на друга: я на кобру, она на меня, Генри тоже на меня, и Ричард на меня. Причем этот нахальный негр закидывает руки за голову и лежит с таким видом, словно…
Джулиет заходится смехом и после небольшой передышки продолжает:
– Однако я, как-никак, доктор. Поэтому продолжаю делать свое дело. Щупаю ему ляжки, стараюсь не смотреть, куда не следует. Лицо у меня при этом заливается краской, а ты знаешь, как я умею краснеть. Скажу тебе честно, больше всего в этот момент мне хотелось сожрать эту штуковину без остатка. Потом Ричард вдруг берет меня пальцами за запястье и крепко пожимает. А я совершенно обессилела, уже ничего не соображаю. Он спрашивает: “Как вас зовут, док?” А я хлопаю глазами и бормочу: “Гематома”. Он говорит: “Как-как? Гема Тома? Ну и имечко”. Я беру себя в руки и отвечаю: “Все, Ричард, ты отправляешься в хирургическое отделение. Пока”. Его увозят в хирургическое делать фасциотомию. Увы, больше я его никогда не увижу.
