— Нет, Ева, болей у меня нет, — вздохнула Джесси, — но, откровенно сказать, мне, правда, нехорошо. Этого не расскажешь. Теперь легче. Во мне какое-то неназываемое мучение и тревога.
— Скажи, хочешь ли ты чего-нибудь?
— Ничего я не хочу. Все — все равно. Жизнь пахнет резиной. Она приняла хину и запила ее горький вкус глотком холодного кофе.
— Будь добра, — сказала Джесси, подбирая колени и устраиваясь на подушках выше, причем рукава ее капота опустились, выказывая уже заметную худобу рук,
— будь добра, дай мне какие-нибудь журналы.
— Если хочешь, я буду тебе читать. Ева взяла с канапе пачку номеров иллюстрированного «Дом и жизнь», переложив их на край стола около Джесси.
— Я хочу рассматривать картинки, — сказала Джесси, — это не обременительно голове.
— Неужели ты можешь?
— Да. Я могу. Я люблю перелистывать.
Она занялась рассматриванием иллюстраций, а Ева поднялась уходить, потому что условилась со своим отцом съездить на выставку новых изобретений. Когда она прощалась, вошла сиделка и сообщила, что по телефону спрашивает Детрей: может ли он заехать.
— Ах, Детрей, — сказала Ева, — я скажу ему сама, что ты велишь, Джесси?
— Тогда скажи, пожалуйста, что я его жду к вечеру, когда будет не так жарко; вечером мне немного легче.
— Отлично. Конечно, его визит будет не долог, так что ты не устанешь.
— Почему ты так жестока к этому человеку?
— Инородное тело, Джесси. Всякий офицер напоминает мне точку, поставленную самодовольной рукой.
— А ты напоминаешь мне запятую, со своими…
— Мерси. Но шляпу может найти любой прохожий.
— … со своими глупостями, — договорила Джесси. — А также помни, что доктор запретил меня волновать.
— С этого бы ты и начала.
Ева повернулась идти, но Джесси поманила ее к себе и, быстро обняв, поцеловала в нос.
— Не сердись, Ева. Я виновата.
— На тебя, конечно, трудно сердиться; однако он ждет. Прощай и лежи спокойно. Я приеду не раньше трех; между тремя и четырьмя. Затем Ева прошла к телефону и сказала:
— Здравствуйте, Детрей. Что хорошего? У телефона Ева Страттон. Детрей очнулся от размышлений и ответил, что ничего нет ни хорошего, ни плохого, а затем осведомился о состоянии здоровья Джермены Тренган.
— С Джесси странное, и ей довольно плохо. Вы можете заехать; ей передано, и она будет рада вас видеть. От четырех до пяти; но я предупреждаю, что ей нельзя утомляться и есть конфеты.
— Я буду послушен. — Детрей кратко объяснил, что узнал о болезни девушки от Готорна, отца Евы, и прибавил: — Я заходил к вам час назад. Что же с вашей подругой?
